Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

– Пожалуй, что так…

Павел Романович узнал ее сразу: это была Софи́, исполнительница чувствительных романсов в заведении у мадам Дорис. Правда, сообщать об этом чиновнику для поручений было совершенно необязательно.

– Где видели? – вцепился тот.

– Может быть, видел. А может, и нет, – с расстановкой ответил Павел Романович. – И не ведите себя, будто я у вас на службе.

На это Грач только хмыкнул.

– Ладно, неважно. – Он завертел головой, глаза забегали вокруг по стенам. Вообще, с каждой секундой Грач приходил во все большее возбуждение.

– И что это за монструозные личности? – спросил чиновник для поручений у «Лизоньки», показывая рукой на убитых.

– Я… яб… японцы…

– Ах, японский бог! Вот оно что! – Грач стукнул себя по лбу. – Ну, тогда понятно…

Он замолчал, словно боялся сказать лишнее. Это, наверное, было хорошим признаком. Но Павел Романович уже имел возможность убедиться, как быстро и непредсказуемо действует сей господин.

Грач подошел к первому покойнику, наклонился, небрежно отбросил с мертвого лица волосы:

– А вот и пропавший служитель гостиницы, – сказал он. – Господин Синг Ли Мин. Вы знаете, доктор, мы просто с ног сбились, разыскивая беглого китайца. А он, оказывается, никакой не китаец. Вы, часом, японского языка не знаете? Очень уж любопытно, что он сказал напоследок.

– Он сказал: «Поздравляю вас»… – выдохнула Софи́.

– Даже так? – Грач пожал плечами. Посмотрел на второго покойника (видимо, тоже на предмет опознания) – но подходить не стал, только рукой махнул.

– Бог с ним, успеется, – сказал Грач. – А нет, так тоже не страшно.

Он с хищной улыбкой посмотрел на «Лизоньку»:

– Ну что, прелесть моя, может, укажешь, где твои сотоварищи сокровище свое укрыли? Ты, верно, у них в доверии находилась, коли так навострилась болтать. Давно с ними живешь?

– К-какое сокровище?.. – пролепетала Софи́.

– Э-э, брось, – Грач нахмурился. – Я ведь все равно найду. Но тебе, если поможешь, послабление выйдет. Или даже вообще отпущу. Как, бабонька, желаешь, чтоб я тебя отпустил?

– Да!

– Ну так помоги. Ты мне поможешь, я – тебе. По справедливости. Согласна? Чего молчишь? Бояться-то тебе все одно теперь нечего…

Грач закрутил шеей, дернул за воротник.

– Фу, черт, – сказал он, – жарища у тебя какая! Воздуху совсем нет…

Он глубоко и трудно вздохнул. Пот лился с него градом.

– Говори, где мандрагору укрыли! Не то я тебя… – Чиновник рванул на себе сорочку, так что полетели пуговицы. – Надо ж, какая жара! Печь, что ли, стопили? Эй, дай-ка воды! Где у тебя вода?

Павел Романович заметил, как сильно побледнел Грач. Взгляд у чиновника для поручений стал нехороший, мутный.

Не дожидаясь ответа, Грач вдруг нетвердо двинулся прочь. Он вышел из кабинета, прошел две смежные комнаты и стал спускаться по лестнице. Дохтуров посмотрел ему вслед. Потом повернулся к Софи́:

– Здесь есть телефон?

Та покачала головой:

– Нет. А о какой он маноре… мангоре спрашивал?

– Ни о какой. Забудь.

– Да как же я забуду?! Он ведь полицейский, верно? Он ведь меня под суд!.. А я ничего! Что ж мне теперь будет-то?..

– Ничего не будет, – сказал Павел Романович. – Только ты должна меня слушаться.

– Я все сделаю, – быстро проговорила Софи́,– все-все, что только ни пожелаете.

Это прозвучало двусмысленно, но сейчас было не до намеков. Все повторяется, подумал Павел Романович. Совсем недавно (а кажется – целая вечность прошла) он вот так же взаперти сидел на втором этаже, а на первом ротмистр решал его судьбу. Теперь ротмистра не было, но, как известно, хрен редьки не слаще. И все же имелся шанс – если только придумать, как обойти главное препятствие в лице чиновника для поручений Грача.

Кстати, как он там?

Дохтуров прошел короткой анфиладой к площадке. Лестничные марши отсюда прекрасно просматривались. Там он увидел Грача: тот сидел внизу, на ступеньках, привалившись к стене. Видать, допекло. Неудивительно – первая молодость давно позади, а переживаний нынче на десятерых.

«Беги, – сказал рассудок, – через окно. Сейчас самое время. Еще немного – и ты спасен!»

Но Павел Романович пренебрег этим, со всех сторон дельным, советом. Он стал спускаться, не сводя глаз со спины сидевшего внизу на ступенях чиновника. Подошел вплотную, негромко позвал – никакой реакции. Коснулся плеча – и тогда Грач мягко, словно большая плюшевая игрушка, повалился вперед.

Дохтуров притронулся к его шее. Биения сердца не ощущалось.

Вот так номер! Умер или… убит?

Дохтуров быстро осмотрел лицо, шею чиновника. Все чисто. Руки – тоже. Тоже? Ан нет! Вот здесь, на правой ладони, красное пятнышко размером с копейку. И кожа вокруг припухла. Значит… Значит, он таки укололся колючкой. И платок не спас. Не надо было ее вообще трогать. Как глупо… Но позвольте, что это?

Павел Романович замер и затаил дыхание. Прислушался.

Сверху доносились сдерживаемые рыдания – видно, многоопытная Софи́ все ж далеко не уверена в собственной будущности. Других звуков не слышно. Хотя…

С улицы, сквозь плотно прикрытую дверь слышался дробный стук – будто кто-то коротко бил деревянной киянкой.

«Таг-дак. Таг-дак».

Заперта ли дверь? Или только прикрыта?

Дохтуров пересек прихожую. Дверной засов не был наложен. Павел Романович дернул за скобу, но она не тронулась с места. Что за черт! Дернул еще – с тем же успехом. Видно, засов тоже со скрытым секретом. Не дом, а какая-то пещера Али-Бабы.

Между тем стук становился все громче. Павел Романович посмотрел сквозь дверную щель и увидел, что по дорожке от тротуара к дому пробирается давешний безногий. Оттолкнется деревяшками – и покатиться вперед:

«Таг-дак. Таг-дак».

Довольно ходко. И явно сюда направляется. Интересно, для какой такой надобности? Однако выяснять это не было ни малейшего желания.

Павел Романович птицей вознесся наверх, кинулся в кабинет. Софи́, увидав его, замолчала.

Он пробежал к окну, распахнул. Повернулся к метрессе:

– Здесь есть простыни?

– Нет. Это в спальне. На первом.

– Ну что ж. Значит, придется прыгать.

– Зачем? – вскрикнула Софи́.

– Чтоб не отправиться следом за полицейским. Он сейчас лежит внизу, на ступенях.

– Мертвый?! – Софи́ прижала ладони к губам.

– Да. Но у нас имеется шанс. Если только ты поторопишься.

Все позади, сказал себе Павел Романович. Наконец – все позади. Боже! Неужто правда? Поверить невозможно. Хочется – а невозможно.

«Глупости, – одернул он себя. – Лирика. Хорошо то, что хорошо кончается. Передрались между собой враги – и ладно. Очень удачно. Нет теперь ни „оппонентов“ (а если по-старому – Гекаты), ни бесчестного полицейского чиновника Грача. Хоть в этом, наконец, сжалилась судьба. Правда, впереди изрядная препона – мадам Дорис. Ну да теперь есть и для нее аргумент. Весьма убедительный».