Андрей Орлов - Харбинский экспресс-2. Интервенция

Полковник забрал разорванный конверт с фотографиями.

– А вы, Павел Романович, ступайте пока к своим.

– К своим?.. – не понял Дохтуров.

– Ну да. На второй этаж. К господину ротмистру, который по моему распоряжению томится наверху, вместе Дарьей Ложкиной. Она же – мадам Дорис.

Павел Романович огляделся – это были те самые комнаты.

Все осталось как прежде: боскетный зал со стенами, расписанными под живую рощу. Курительная, обитая желтым штофом, с коллекцией курительных трубок. Именно здесь их заперли тогда по приказу ротмистра. И отсюда все отправились на пароход «Самсон», еще не зная, что им предстоит.

Такое чувство, что это было очень, очень давно.

И вот они опять здесь.

Впрочем, есть и различия, даже существенные: Владимир Петрович Агранцев пребывает тут же. А не размышляет, как некогда, в отдельном кабинете над их судьбами. И мадам Дорис тоже наличествует. А вот господина Сопова нет. Так же, как и генерала Ртищева. Вместо них – бородатый управляющий. Лицо хмурое, неприветливое. И вид изрядно помятый. Что неудивительно, учитывая его недавние приключения.

Дверь позади захлопнулась, щелкнул замок. В коридоре, несомненно, остался дежурить один из агентов.

– Ну что? – воскликнула мадам Дорис.

– В каком смысле? – спросил Павел Романович.

– Бросьте представляться, доктор, – сказал ротмистр. – Вы все прекрасно понимаете. Мы заточены здесь, а вы там с господином полковником преспокойно беседуете приватным порядком. Можем мы хотя бы знать, каковы планы на будущность?

Павел Романович пожал плечами:

– И в мыслях не было что-то скрывать.

Он рассказал, что узнал. И добавил:

– Прошу заметить, Владимир Петрович: я сейчас такой же узник, как и вы. Разницы никакой.

– Да, но отчего-то он именно вас выбрал себе в конфиденты… – пробормотал ротмистр.

Далее потянулось тяжелое ожидание, прерванное лишь однажды, когда принесли ужин. Прислуживал «малиновый» официант. Он ощутимо терялся в присутствии хозяйки, ставшей арестанткой в собственном доме.

После трапезы Агранцев отправился в курительную. Когда оттуда поползли клубы табачного дыма, управляющий, Иван Дормидонтович, только выразительно крякнул, однако вслух ничего не сказал.

– Доктор, не составите мне компанию? – раздался голос ротмистра. – Табак отменный. Я знаю, вы не курите, но все же. Одному как-то пакостно. Да и что там торчать, с каблуковым человеком в компании?

– Думаю, вашему великому плану сбыться не суждено, – сказал Агранцев, когда Павел Романович уселся напротив.

– Почему? Совсем недавно у вас было иное мнение.

– Теперь оно изменилось.

– Вот как? – Дохтурова покоробила нарочитая небрежность тона ротмистра. – В таком случае, отчего…

Но их разговору было не суждено продолжиться. В коридоре раздались шаги, заскрипел ключ в замке. Дверь распахнулась, и на пороге несколько театрально появился полковник Карвасаров.

– Павел Романович! – позвал он с порога. – Выйдите сюда, будьте любезны.

По лицу его, и в особенности по голосу Дохтуров понял, что начальник сыскной полиции собирается сообщить нечто особенное. К тому же не агента прислал – сам пришел. Видно, от нетерпения.

Ротмистр все это также сообразил в секунду.

– Извините, господин полковник, но уже форменное хамство выходит, – сказал он. – В конце концов, просто неблагородно.

– Что такое? – набычился Карвасаров.

– А то, что я имею не меньшие, чем доктор, резоны получать сведения, касающиеся меня самым непосредственным образом.

Некоторое время Карвасаров тяжело размышлял.

– Черт с вами, – сказал он. – Пойдемте оба со мной. – Он быстро вскинул взгляд: – А вы, мадам, здесь посидите. Вместе со своим бородатым служителем.

– В общем, признался он, – сказал Карвасаров.

– Вошел-таки в разум? – с надеждой спросил Павел Романович.

– Может, и не выходил вовсе. Так, лицедейство одно, – проговорил полковник, противореча сам себе. Но Дохтуров на это внимания обращать не стал – не до пустяков. – Сперва дурить пробовал, – продолжал Карвасаров. – Ну да у меня особо не поюродствуешь. Да и агент мой допросное дело знает. В общем, выжали из него историйку. Однако и фрукт оказался мой Поликушка! Иной сочинитель с его слов целый роман бы состряпал. Ну, в крайнем случае, повесть. Словом, он как есть предатель. Однако не сам по себе действовал. Я и то удивлялся: как это все сорганизовал? Совсем на него непохоже. В тихом омуте, конечно, всякое бывает… Но Поликарп вечно был трусоват, а главное – без фантазии. И опыту житейского мало. В общем, на самостоятельного злодея не тянул. Ну а теперь прояснилось: он таковым и не был.

– И кто ж его совратил? – развязно спросил Агранцев.

– Вы, господин ротмистр, извольте не перебивать. Желаете слушать – слушайте, нет – возвращайтесь на второй этаж, в компанию к Ложкиной.

Агранцев на сей реприманд ничего не ответил. Закинул ногу на ногу, сцепил на колене пальцы.

– По этому делу – я имею в виду «Метрополь» – у меня работали двое, – говорил полковник. – Чиновник для поручений Грач и еще один, начинающий. Звали его – Вердарский Петр Александрович.

– Звали? – не удержался Дохтуров.

– Да. Ныне в живых ни того, ни другого. Если б один сгинул, еще можно было думать на стечение обстоятельств. Но двое сразу – тут всякому ясно, что дело нечисто. Несомненно, успели они что-то вызнать. Нечто такое, через что злоумышленники никак не могли их оставить в живых. Да только вопрос: что именно?

Полковник вопросительно посмотрел на сидевших перед ним, словно ожидал услышать правильный ответ. Не дождавшись, он продолжил:

– К этим двоим мы еще вернемся. А с секретарем дело было так. В конце прошлого года познакомился он с неким представительным господином, отрекомендовавшимся отставным генералом. Знакомство было случайным, пустяковым, но для моего Поликарпа весьма и весьма лестным. Как же, его превосходительство соизволил обратить внимание на скромного чиновничка!

И потому, когда генерал поинтересовался, чем занимается мой Поликушка, тот распушил хвост. Дескать, пребывает на ответственнейшем посту и очень ценим начальством, а потому допущен ко многим важным служебным секретам. И не пришло, дураку, в голову, что ни при каких обстоятельствах не мог полицейский письмоводитель заинтересовать своею особой армейского генерала. Если только у того не имелось определенной и своекорыстной цели.

А между тем генерал взял да и пригласил его в ресторан. Через день – снова. И еще. Да и не в какие-нибудь, а самые что ни есть дорогие: «Palace de Paris», «Меркурий». Яства, каковых несчастный Поликарп в жизни не пробовал. Шикарная публика. Ну и, конечно, женщины. Тут ведь как: человек слаб, а грех сладок. В общем, закружилась бедная секретарская голова. Дамы его и сгубили. Он ведь с младых лет не слишком был привечаем прекрасным-то полом. (Чему тут причина, сказать не берусь.) Через это, натурально, страдал.