Софья Радзиевская - Рам и Гау

Как далёк был путь до реки? Этого люди не знали. Их дорога от реки до горы прошла в беззаботности. Полные желудки не располагали к спешке — каждый День был хорош по-своему, и нечего было торопиться менять его на следующий. Но теперь… Всё, что могло бегать и летать, разбежалось и разлетелось с их пути, равнина опустела. Исчезли не только лёгкие антилопы и грузные слоны. Дети и женщины напрасно шарили в траве, поднимая облака удушливого пепла: юркие зеленые ящерицы, такие нежные и вкусные, тоже куда-то подевались. От голода спасала пока жирная толстобрюхая саранча. Она во множестве облепляла запылённые стебли травы: ей всё годилось.

К концу первого дня пути саранчой заинтересовались и мужчины. Стало ясно, что на охоту скоро рассчитывать не придётся, а значит нечего тут и задерживаться. И люди шли не задерживаясь, на ходу горстями набивали рты жирной саранчой. Хорошо, что у неё ещё не отросли крылья и не на чем было улететь из гиблого места.

Гау шёл впереди. Только он и Руй сохранили во время бегства с горы каменные рубила, выточенные старым Муком, да Урр подобрал у подножия горы новый камень, тяжелее прежнего. Остальные мужчины выломали голыми руками крепкие дубинки: кто знает, что может встретиться на пути?

Люди шли и слушали, как земля по временам вздрагивает, точно под ней кто-то ворочается, большой и сильный. Так им казалось, и от этого было очень страшно, и они, оглядываясь и вздрагивая, убыстряли шаги.

Однако как люди ни торопились, проклятая гора точно не хотела с ними расставаться. Когда спускалась ночь, огненный столб по-прежнему близко стоял на небе перед их испуганными глазами. Люди всхлипывали от страха, рычали от злости, отворачивались, лёжа на помостах, сделанных наспех к ночи на деревьях. Напрасно. И, отворачиваясь, они чувствовали: столб — вот он — стоит за спиной.

Гау не отворачивался. Уже взобравшись на помост, он подолгу сидел, обхватив руками колени, и не отводил глаз от сияния наверху горы. Губы его тихо шевелились. Маа, засыпая около него, слышала одно и то же знакомое слово.

— Огонь! —тихо выговаривал Гау. И опять через малое время повторял:— Огонь!

— Спать, — шептала в ответ Маа. — Спать!

Она тоже говорила тихо, даже тише, чем Гау: не годится женщине указывать мужчине, как ему следует поступать.

С каждым днём люди шли всё дальше. Гул и грохот под землёй становились тише, а пепла на растениях — меньше. Антилопы не показывались, но появилось множество степных черепах. Люди были сыты и шли веселее. К тому же страшная гора уже осталась далеко позади. Огненный столб исчез, на его месте поднималась прежняя тоненькая струйка дыма, а вечером и ночью её и вовсе не было видно. Люди успокоились, крепкие панцири черепах можно было дробить любым камнем, подобранным на дороге. Жизнь опять налаживалась.

Огонь совсем не был нужен, простое упоминание о нём раздражало и злило.

— Огонь! — сказал раз тихонько Рам и, потянув Мука за руку, показал на исчезающую вдали дымную струйку. И тут же вскрикнул, пошатнулся: сердитый Руй отвесил ему такую затрещину, что мальчик еле удержался на ногах. Руй не желал и слышать этого слова, самый звук его напоминал о перенесённых страданиях.

Мук грустно посмотрел на мальчика, но вступиться не решился: Руй не терпел, чтобы вмешивались в его дела.

Чем дальше люди орды отходили от страшной горы, тем сильнее Мук тосковал по чудесным ярким языкам огня, по его весёлому звонкому голосу. Вечером, если дневной переход не очень утомлял старика, он вытаскивал из сетки несколько подобранных на ходу камней и принимался за работу. Весёлые искры золотыми мухами разлетались в стороны, две пары глаз, забывая про сон и отдых, жадно следили за ними. Глаза Гау и Рама. Часто, увлечённый игрой золотых мух, старик неловким ударом портил уже заострённое ребро камня.

А люди всё шли. Наконец, гул и грохот превратились в тихие вздохи, там, глубоко под землёй. Пепел не покрывал уже свежей зелени растений, а между деревьями замелькали стада лёгких антилоп. Люди орды, изленившиеся на ловле медлительных черепах, снова сделались ловкими, осторожными охотниками. Они уже не смеялись над старостью Мука, не дразнили его, а часто сами приносили ему нежную оленью печёнку в обмен на отточенные каменные рубила.

Повеяло свежестью близкой реки. Люди останавливались, принюхивались, во всю ширину раскрывали рты, стараясь захватить как можно больше чудесного влажного воздуха. Они прыгали, били себя в грудь кулаками, падали и с радостными криками катались по земле. Гора, огненная река — всё было забыто.

На золотистой полосе заката впереди зачернела линия раскидистых деревьев: берег! Лесистый берег долгожданной реки! Не сговариваясь, люди орды кинулись бежать. Они мчались, опережая друг друга и не думая об опасностях, которые могли таиться в прибрежных кустах.

Ближе, ближе… Узкая полоса леса, тянувшаяся по берегу, не задерживала их бега. Они остановились, задыхаясь, лишь на крутом обрыве над самой рекой. Но это было не то место, откуда люди орды покинули её, направляясь к горе, в поход за огнём. Скалистый берег здесь оказался высок и крут, с обрыва извивалась по уступам тропинка, протоптанная зверями, ходившими на водопой. Она петляла и спускалась к широкой золотистой отмели, где можно было приятно погреться.

Едва передохнув, люди с весёлыми криками бросились по тропинке вниз, к сладкой речной воде, не отравленной пеплом, как ручьи, поившие их в дальнем странствовании. Запылённые, с забитыми пеплом волосами, они припадали к воде всем лицом. Утоляя жажду, вода обмывала тёмные лица, смывала грязь с рук, на которые люди опирались.

На опустевшем обрыве остались три человеческие фигуры, ясно видные на фоне закатного неба. Они не смотрели вниз на реку, наоборот, повернувшись к ней спиной, не отводили глаз со стороны, откуда пришли.

— Огонь! — проговорил Гау.

— Огонь! — отозвался старый Мук.

— Огонь! — повторил мальчишеский голос.

Чуть видная издали тонкая струйка дыма стояла на горизонте.

Через минуту все трое повернулись и спустились вниз, к коричневым телам, припавшим к воде на золотистой отмели. Там они пили и веселились, как все, Рам смеялся, глядя, как кувыркается на песке, точно забавная обезьянка, маленькая Кама, но тут же вскипел и отвесил затрещину негодному Ваку: тот больно ущипнул девчушку, чтобы позлить его, Рама, и получил по заслугам.

Когда прошли первые минуты радости, люди орды устремились наверх, к деревьям. Карабкаясь по обрыву, они наткнулись на великолепную пещеру. Совсем такую, как та, из которой их выгнали страшные рыжеволосые. Воспоминания о пещере, о рыжеволосых были ещё так свежи в их памяти, что некоторые женщины, уже стоя у входа, вскрикивали и оборачивались, точно ожидая: вот-вот из кустов раздастся страшный вражеский клич. Но клича не было, а пещера была просторная и сухая, пол у входа покрывали сухие листья, занесённые ветром с соседних кустов.