Поль Феваль - Королевский фаворит

Орта-Ваз, снова вступив в свою роль президента, захлопал в ладоши и потребовал молчания.

— Незнакомец, — сказал он, — ты вполне заслужил нашу благодарность. Мы бы желали узнать имя нашего защитника.

— Симон, — отвечал он.

— Хорошо, дон Симон, хочешь ты быть нашим предводителем?

— Может быть. Но прежде я скажу мои условия. Прежде же всего, я должен протянуть руку моему спасителю.

Балтазар поднял свою громадную руку, чтобы схватить руку молодого человека, но последний сделал шаг назад.

— Пока еще нет, — сказал он. — Ты произнес слова, от которых должен отказаться, если хочешь быть моим другом.

— Все, что вам угодно, господин Симон, — сказал Балтазар покорным тоном, — я готов на все.

— Ты предложил убить Альфонса Португальского, теперь же ты поклянись защищать его.

— Почему бы нет? — прошептал великан, затем вскричал своим громовым голосом: — Клянусь!

— В добрый час! Теперь вот моя рука, благодарю тебя.

Балтазар схватил руку Симона и вместо того, чтобы пожать, поспешно поднес ее к губам. Симон с удивлением поглядел на него.

— Успокойтесь, — прошептал Балтазар, — я вас не знаю, но в ту минуту, когда вам понадобится человек, готовый умереть за вас, то вспомните о Балтазаре.

В это же время он вынул спрятанный на груди платок Симона, разорванный и запятнанный кровью.

— Вот этим, — прошептал он, — вы купили меня, всего с душой и телом. Эй вы, пропустите Балтазара!

Сказав это, он снова начал работать локтями и возвратился на свое прежнее место среди горожан.

— Теперь я обращаюсь к вам, господа, — сказал Симон собранию. — Вот мой девиз: «Борьба против Конти! Уважение к королевской Браганской крови!» Согласны ли вы на это?

Наступило минутное колебание.

— Мы уважаем и любим королевское семейство, — заговорил наконец один старшина, — но ведь ветви обрубают для того, чтобы само дерево было крепче… Альфонс VI не способен управлять.

— Альфонс VI наш законный государь! — громовым голосом вскричал Симон. — Изменники злоупотребляют его молодостью, мы должны освободить его, а не восставать против него. Вражда к Конти и любовь к королевскому дому!

— Пожалуй, мы пощадим короля.

— Этого недостаточно; вы будете защищать его, я так хочу!

— Пожалуй, мы будем защищать его.

— В таком случае я буду вашим предводителем.

Собрание сейчас же приняло более серьезный оборот. Было решено, что каждый горожанин тайно запасется оружием, и вместе с тем для каждого квартала были выбраны начальники и офицеры. День уже начинался, когда Симон дал сигнал расходиться по домам.

— Собираться нам всем больше незачем, — сказал он в заключение. — К чему это, когда мы и так сговорились. Я буду иметь дело с одними начальниками кварталов, они будут передавать вам мои приказы, и горе тому, кто отступит, когда настанет время действовать.

Толпа разошлась так же молча, как и собралась. Покидая дом, старшины рассыпались в похвалах бдительности Мигуэля, которого нашли спящим на пороге. Симон вышел последним, он совершенно забыл про падуанца и прошагал по коридору, опустив голову, глубоко погруженный в свои мысли. Едва успел он ступить за порог, как итальянец вынырнул из-за какой-то двери и отправился следом за ним.

«Эти мужики и вообразить не могли, что от них так близко находится дворянин, — думал Макароне. — Однако я ничего не слышал, даже имени моего молодчика, и если неудачи будут и дальше преследовать меня, то вместо двухсот дублонов Конти очень просто может приказать отсчитать мне двести ударов шпагой плашмя.

Думая таким образом, он продолжал следовать за Симоном. Последний прошел через весь город и остановился в конце дворянского квартала перед роскошным отелем.

« О-о! — подумал Макароне. — Неужели это слуга молодого графа Кастельмелора?»

Симон постучался. Ему отворил лакей, который, увидев его, поспешно снял с головы шапку и поклонился чуть не до земли. Падуанец вытянул шею. Через полуоткрытую калитку он видел, как Симон шел через двор со шляпой на голове, тогда как конюхи и другая прислуга обнажали головы при его проходе.

— Клянусь моим патроном! — вскричал итальянец в крайнем изумлении, — это ни более ни менее, как сам граф. Куда это я, черт возьми, впутался?

Покойный граф Кастельмелор, Жуан Васконселлос-Суза, был одной из твердых опор Браганского дома со времени изгнания испанцев в 1640 году. В эту эпоху он был другом герцога Иоанна, который после вступления на престол осыпал его почестями.

При рождении донны Катерины, дочери нового короля, Химена, графиня Кастельмелор, была назначена к ней воспитательницей и не оставляла ее до самого ее замужества. Несмотря на все это, в 1652 году, за десять лет до начала нашего рассказа, граф Кастельмелор вдруг оставил Лиссабон и отправился, вместе с двумя сыновьями, в свой замок Васконселлос, в провинции Эстремадура.

Донна Химена по настоятельной просьбе королевы, которая была ее другом, не последовала за мужем, а осталась с Катериной Португальской.

Этот неожиданный отъезд графа долго был предметом толков при дворе. Одни говорили, что граф сердится на короля, потому что последний отказался назначить его герцогом Кадоваль после смерти Нуно Альвареса Перейра, последнего герцога, что было тем более непонятно, что Кастельмелор, кроме своих заслуг, имел право наследовать титул Кадоваля, так как его жена была из фамилии Перейра. Другие уверяли, будто инфант дон Альфонс, грубо оскорбил старшего сына Сузы в присутствии многочисленного собрания и не хотел извиниться. Как те, так и другие ошибались. Король сам предлагал графу титул герцога Кадоваль, но граф, исполненный рыцарского великодушия отвечал, что титул должен остаться в наследство дочери Перейра, которая передаст этот титул своему мужу и что он не такой человек, который был бы способен обобрать сироту, которую закон ставил под его покровительство. Что касается второй причины, то всем было известно, что, к несчастью, инфант не принадлежит к числу людей, от которых можно требовать отчета в их поступках.

Нужна была более важная причина, которая бы заставила такого человека, как граф, оставить двор, где его любили и уважали.

Этой причиной была ненависть графа к Англии, коварную политику которой он вполне распознал.

Действительно, едва король Иоанн вступил на португальский престол, как Лондонский двор прислал в Лиссабон посланника, который постоянно старался вмешиваться в дела страны. В это время Англией управлял Кромвель. Иоанн, соблазненный заискиваниями могущественной державы, принял англичан с восторгом: несмотря на предостережения графа Кастельмелора и других благоразумных советников, он заключил с Англией коммерческие трактаты, выгодные по наружности, но в сущности разорительные для страны. Граф употребил все, от него зависевшее, чтобы помешать этому. Все было напрасно. Не желая присутствовать при том, что, по его мнению, должно было привести к упадку и разорению Португалии, он оставил Лиссабон прежде подписания трактата и никогда уже более не возвращался ко двору.