Поль Феваль - Королевский фаворит

« По крайней мере, — думал он, — этой надежды никто не может у меня отнять. Моя любовь будет поддерживать меня в исполнении долга и ободрять в минуты слабости, она поймет меня, и если я умру, исполняя свою задачу, то она будет знать все благородство моего поведения и всю мою самоотверженность. Не все ли равно, если другие станут оскорблять мою память, когда Инесса будет знать тайну моей жизни?.. «

Между тем король продолжал свой путь в Алькантару, очень довольный своим приключением, о котором собирался рассказать Конти.

Приехав во дворец, он потребовал к себе свою собаку Родриго и брата инфанта, дона Педро, что делал всегда, когда был в духе.

— Сир, — сказал ему дежурный камергер, — секретарь вашего величества спрашивает ваших приказаний.

— Моих приказаний? Я приказываю ему никогда их больше не спрашивать, — отвечал Альфонс. Вы увидите, граф, — продолжал он, обращаясь к Кастельмелору, — что Родриго славная собака. Прежде я хотел его убить, потому что он хромал самым безобразным образом, точно в насмешку, так как я не люблю хромых. Но я передумал, и в настоящее время ни за что не согласился бы расстаться с Родриго. Конти ревнует к нему.

Кастельмелор кланялся и улыбался, что, как говорят, есть самый умный способ разговаривать с болтуном. Каким-то инстинктом, которым бывают одарены люди, рожденные быть придворными, Кастельмелор чувствовал, что все более и более приобретает расположение короля и в то же время с каждой минутой узнавал какой-нибудь способ еще более расположить к себе Альфонса. Король взял его под руку и они таким образом прошли всю галерею, ведущую в собственные покои короля.

— Клянусь моей душой! — вскричал вдруг король. — И ты, и я хромаем, это возмутительно. Посмотри!

Кастельмелор покраснел. Король, вследствие происшествия, о котором мы уже говорили, не мог ступить ни шагу, не подражая движениям корабля во время сильной качки. Минута была страшно опасна для придворного новичка.

— Ваше величество, — отвечал наконец Кастельмелор, — вы сказали мне сейчас, что ненавидите хромых. Должен ли я после этого сознаться?..

— Ты хромаешь? Ну, мой милый, я тебе благодарен за твою откровенность. Жизнь хромого должна быть очень печальна, но весь свет не может походить на красавца Нарцисса, и, во всяком случае, для хромого ты еще очень хорош.

Было положительно жалко видеть этого несчастного ребенка, почти урода, говорившего таким образом об одном из красивейших людей, когда-либо появлявшихся при лиссабонском дворе; но если Альфонс грубо ошибался, то делал это вполне чистосердечно; придворные уверяли его, что, как физически, так и нравственно он совершеннейшее существо в свете. Кастельмелор поспешил преклониться перед этим мнимым превосходством своего повелителя.

— Красота, — прошептал он, — на своем месте на троне, и было бы неблагородно завидовать драгоценным дарам в своем короле, данным ему небом.

— Господа! — вскричал король, обращаясь к толпе дворян, ожидавших его у дверей его покоев. — Венера и Бахус будут мне свидетелями, что этот хромой умнее всех вас, взятых вместе. Если мой милый Конти не убьет его в течение недели, то граф очень легко может занять его место… Вы можете поцеловать нашу руку, граф.

И Альфонс с тем достоинством, которое никогда не оставляет вполне королей, отпустил нового придворного.

Дону Луи необходимо было прийти в себя. Поэтому вместо того, чтобы остаться в приемной, он пошел в сад, чтобы собраться с мыслями. Обернувшись, он заметил Конти, пристальный взгляд которого выражал зависть и неприязнь. Круто повернувшись, он подошел к фавориту, почтительно поклонился ему и сказал:

— Не угодно ли будет дону Винтимилья даровать мне несколько минут аудиенции.

— Только не теперь, — сухо отвечал Конти.

— Я так понимаю, — продолжал Кастельмелор, низко кланяясь, но голос его сделался тверже и принял оттенок гордости, — что вы назначаете мне свидание через час, я буду ждать вашу милость в той части сада, которую вам будет угодно указать.

Конти, удивленный этой переменой, поднял глаза на молодого графа, который, не моргнув, выдержал высокомерный взгляд фаворита.

— А если бы я не захотел назначить вам этого свидания? — спросил фаворит.

— Я не попрошу второго.

— В самом деле?

— Я старший Суза, дон Конти.

— И граф Кастельмелор, я это знаю. Я же просто бедный дворянин, но король сделал меня кавалером ордена Христа, губернатором Альгарвии и председателем совета двадцати четырех.

— То, что сделал несовершеннолетний король, может отменить королева-мать.

— Она не осмелится.

— Нельзя рассчитывать, дон Винтимилья, на слабость женщины, которой принадлежит трон. Но за нами наблюдают. Где должен я вас ждать через час?

— В беседке Аполлона, — отвечал Конти.

Кастельмелор раскланялся и вышел в сад.

— Черт возьми! — говорили меж собой придворные. — В один день овладеть вниманием короля и фаворита! Этот деревенщина умнее всех нас!

Взволнованный и озабоченный, Конти прошел через толпу придворных, ожидавших когда королю будет угодно их принять, и направился прямо в королевские покои, куда он имел во всякое время свободный доступ.

— Наконец-то я встретил ваше превосходительство! — вскричал Макароне, который стоял во внутренней передней.

— Что тебе от меня нужно? — грубо спросил Конти.

— Я хочу заработать четыреста пистолей, обещанных мне вашим превосходительством, — отвечал падуанец.

— Ты узнал имя, о котором я спрашивал?

— Мне было очень трудно, очень трудно, и я надеюсь, что ваше превосходительство точно так же вознаградите меня, как если бы мое открытие и не было бесполезно…

— Бесполезно? — переспросил Конти.

— Бесполезно в том отношении, что оно запоздало, так как вы уже лучше меня знаете его имя.

— Я тебя не понимаю.

— Разве я ошибся? Тем лучше! Тем не менее мне показалось, что ваше превосходительство разговаривали сейчас с молодым графом Кастельмелором?

— Ну так что же?

— Вы его не узнали? — спросил падуанец с неподдельным изумлением.

— Узнал, кого? Графа! — вскричал Конти. — Ты с ума сошел…

— Честное слово, — холодно сказал итальянец, — у вашего превосходительства плохая память! Но если бы мне, бедняку, кто-нибудь приложил к физиономии такую печать, как та, которая украшает ваше…

— Ни слова больше, не то берегись! — прошептал Конти, побледнев от гнева при воспоминании о сцене, происшедшей накануне. Потом прибавил, как бы говоря сам с собой: — Граф! Это был граф!.. Впрочем, действительно, когда я увидел его, мне показалось… Да, теперь я припоминаю, это он!

Вместо того, чтобы войти к королю, Конти принялся ходить широкими шагами по приемной. Чем больше он размышлял, тем больше терялся в объяснениях этого странного случая: с какой целью Кастельмелор переодевался, для чего нанес столь кровавую обиду ему, Конти, которого боялись самые могущественные люди? А затем, оскорбив его, зачем требовал свидания через час в дворцовом саду.