Сергей Зайцев - Рыцари моря

Так, после мыса Нордкап «Юстус» благополучно миновал лен Вардёхус и лен Тромс. У островов Вестеролен встретили еще нескольких северных немцев, шотландца, три судна из Нидерландов и множество датчан. Восточнее Лофотенских островов догнали английский караван из пяти судов – не иначе, это был тот самый караван, в который входил и «Коралл Британии», ибо при виде «Юстуса» англичане занервничали и уже издали открыли беспорядочный пушечный огонь, – ясно, что им были хорошо знакомы и формы и окраска шведского когга. Ядра подняли высокие столбы воды далеко впереди судна россиян. Один из британских кораблей, должно быть, корабль прикрытия, отделился от каравана и, приблизившись к «Юстусу», сделал еще три выстрела. Ядра упали в кильватере когга, а заряд картечи изорвал в клочья край фока. «Юстус» ответил залпом четырех пушек с правого борта. Три выстрела были сделаны впустую, но четвертое ядро зацепило англичанину бушприт и переломило его надвое. Англичанин не стал продолжать бой и ушел за своими судами, которые, изменив курс, спешили укрыться в тесных проливах среди Лофотенских островов.

У штурмана Линнеуса была карта, рисованная от руки, с изображением северных стран и морей. Он показал ее россиянам, и те здесь же взялись отыскивать Россию: за Ригой, за Ревелем нашли Нарву, за Вильней – Смоленск. Больше ничего от огромной России не вместилось в карту, зато на ней была маленькая Дания. А поперек листа бумаги, сверху донизу спускался горный хребет, раскрашенный темно-коричневой краской. По левую сторону хребта располагалась Норвегия, обозначенная Nort, по правую – Швеция. На самом верху листа краешком втиснулась Лапландия. Посреди синих морей было нарисовано множество желтых островов.

Андрее, который тоже рассматривал карту, ткнул пальцем в Лофотены, а потом отыскал фьорд Тронхейм и сказал, что от одного до другого им дня три-четыре ходу. Как раз в это время «Юстус» пересекал границу между подчиненными ленами Сальтен и Хельгеланн. Андрее сказал, что скоро будет виден остров Святого Хенрика и обещал показать его. А пока шли до сего острова, норвежец пересказал россиянам одну давнюю историю… Хецрик, католический священник, не принявший лютеровской реформации, лет тридцать назад под началом архиепископа Олава Энгельбректссона, защищая католицизм от лютеранской ереси, принимал участие в восстании. Оружием Хенрика было слово – проповедь против короля-протестанта, призыв к борьбе против владычества над Норвегией датской короны. Однако сопротивление малонаселенной Норвегии, страны хуторов, не имело успеха. В 1536 году здесь были силой проведены лютеровские преобразования -католицизм свергнут, монастыри упразднены и разграблены, новое богослужение в «дешевой церкви» отныне велось на датском языке, а старое духовенство было изгнано из храмов. Норвегия, потеряв независимость, перестала зваться королевством и являлась теперь лишь частью Дании. Восстание было подавлено, Олав Энгельбректссон уехал из страны, а Хенрик, человек мужественный и непоколебимый в своей вере, оставил свет, оставил паству, которой запретили слушать его, и уединился на пустынном островке, и посвятил себя чистому служению Богу, и все время проводил в молитвах. Уже после двадцати лет добровольного заточения Хенрика его прозвали святым, а общение с ним стали почитать очищающим. Многие бонды и рыбаки приходили на остров к Хенрику и заговаривали с ним; и как будто очищались. Также некоторые купцы, проплывая мимо, иногда оставляли на скалах хлеб и соль – лакомство для Хенрика – и ожидали, не скажет ли он им хоть несколько добрых слов. Но все, кто видел старого Хенрика, говорили, что он, столько лет прожив отшельником, почти начисто забыл людскую речь и только помнил несколько молитв – речь, обращенную к Богу.

Вскоре увидели остров Хенрика – совсем небольшой, скалистый, с редкими клочками растительности. С моря была видна обитель отшельника – бревенчатый сруб с односкатной крышей, приютившийся в глубокой расщелине между двух утесов. День выдался пасмурный, темный. Над прибоем, над скалами носились с криками серебристые чайки. Сотни этих птиц сидели на утесах с подветренной стороны; многие из них не боялись опуститься на крышу сруба, на деревянный крест, стоявший чуть поодаль. Некоторые из них снимались с места и, черкнув белым крылом по темно-серому небу, стремительно падали в волны и поднимались уже с добычей в клюве.

Россияне, желая увидеть святого Хенрика, внимательно оглядывали остров. Но не видели отшельника. Тогда Месяц сказал Михаилу и Фоме сделать один пушечный выстрел. И сделали выстрел. При этом судно легло в дрейф. Звук выстрела достиг берега материка и эхом вернулся к острову. Тучи встревоженных чаек теперь кружили над скалами и кораблем. И старый Хенрик, обеспокоенный шумом, вышел из сруба на свет. Босой, лохматый, бледный, с длинной бородой, в обносках старинных риз – он, однако, был прям и полон достоинства; это был славный сын своего гордого времени, ушедшего безвозвратно. Не произнеся ни звука, Хенрик довольно продолжительное время разглядывал судно и людей, высыпавших на палубу; у Хенрика, как видно, было слабое зрение, ибо он, чтобы что-то рассмотреть, должен был нажимать пальцами себе на глазные яблоки.

Андрее помахал старику рукой и крикнул о своем с ним единодушии:

– Etiam si omnes, ego non [6] Если даже все, то я – нет (лат .). .

Святой Хенрик отнял руки от глаз. Не правы были бонды и рыбаки: смысл сказанного дошел до разума отшельника. Лицо старика прояснилось, морщины на лбу как бы разгладились, линия губ стала мягче – теперь это было лицо, обращенное к другу. Старик уже не искал помощи у своих слабых глаз, он видел того сказавшего человека внутренним взором. И ответил ему по-норвежски:

– Надеюсь вопреки надежде. Да свершится!… Потом старец еще трижды прокричал «да свершится!» и благословил когг, перекрестив его.

Когда остров остался позади, Андрее сказал россиянам:

– Здесь, на побережье, все считают, что только в этом Хенрике и остался свободный дух старой Норвегии. В остальных же он подавлен. В церкви – датские священники, говорящие по-датски; в свете – датские чиновники, делающие по-датски; и правит всем датский король. Бедная разобщенная Норвегия!… Сидят норвежцы по хуторам, и каждый глядит в свою печку. Норвежцу дозволено говорить по-норвежски лишь когда он гонит на пастбище скот.

Как и предполагал Андрее, к концу третьих суток «Юстус» вошел в Тронхейм-фьорд. Это был один из самых глубоких и извитых норвежских фьордов, и, как все фьорды, он был красив. Город, расположившийся в глубине фьорда, именовался также Тронхеймом; в старину же сей город носил иное название – Нидарос – и являлся столицей Норвегии.