Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан

– Вперед!

Быстро помчались они; проводник часто приподнимался в седле, посматривая то вправо, то влево. Немного спустя к нему подъехал незнакомец.

– Не скажешь ли ты мне, что так поспешно гонит наших коней?

– Я мало понимаю язык вендов, – ответил Инграм, – но женщина, этот мешок с руганью, сулила нам беду, если мы встретим по дороге воинов ее племени. В воздухе неспокойно: уже с утра на севере носятся коршуны и вороны. Жаль, что не расспросил я об этом говорящих на нашем языке.

Он прикрикнул на своего коня и поскакал вперед, а путники с трудом следовали за ним; сделав им знак не отставать, Инграм во всю прыть помчался к ближайшему, видневшемуся на возвышении двору. Путники заметили, что он остановился на холме, но тут же быстро спустился вниз и пронесся мимо них. Когда они достигли наконец – какого-то крутого подъема, незнакомец спросил:

– Скажи, не грозит ли нам опасность?

– Опустел двор и конюшни опустели – нет ни единой души; удивляюсь, как это нам навстречу не попалось ни одного беженца, – мрачно ответил проводник. – Вперед, если не хотите, чтобы я покинул вас.

– Ты надеешься избегнуть опасности, если до заката солнца мы заморим наших коней? – спокойно спросил незнакомец.

– Посмотрю! – коротко ответил Инграм.

Час времени ехали они то буковым лесом, то лугами, наконец в стороне от дороги показался большой двор под липами, и стрелой поскакал к нему проводник. Путники заметили, что иногда Инграм приостанавливался, затем широким скоком исчезал за деревьями. Поехав помедленнее и приблизившись ко двору, они увидели провалившуюся кровлю, разбитые ворота, а перед домом – уголья от костра. Проводник наклонился над чем-то, лежавшим на траве: то был человек с разбитой ударом палицы головой.

– Это хозяин двора, – сказал проводник, причем губы его дрогнули. – Он был родом франк, но человек гостеприимный, и пал он как воин. Взгляните туда.

Взрытая земля была насыпана двумя круглыми буграми.

– Хищники похоронили своих покойников.

– Когда это случилось? – спросил незнакомец.

– Вчера, прежде чем стемнело, – ответил проводник, указав на труп коня, пораженного копьем хозяина двора и лежавшего тут же.

Незнакомец соскочил с коня и поспешил к дому.

– Давайте поможем, если кто-нибудь там еще жив.

– Напрасная забота, – возразил проводник. – Его дочь, Вальбурга, и маленькие дети угнаны, корова с белой отметиной заколота, а на его коне ездит теперь славянин. Венды умеют хозяйничать, и ничего не делают они наполовину.

Незнакомец взял лопату и стал рыть яму.

– Благоразумнее было бы удалиться отсюда, – тревожно произнес проводник.

Но незнакомец указал на крест, изображенный синильником на обнаженной руке убитого.

– Он одной со мной веры, и не могу я уйти, не предохранив его останки от коршунов и волков.

Проводник отошел назад, прошептав:

– Не один, творивший знамение креста, мирно покоится теперь в окровавленной земле.

Путники выкопали могилу, опустили в нее покойника, преклонили колени на молитву, засыпали могилу землей и водрузили на ней крест. Тогда незнакомец знаком удалил юношу и один простерся перед земляной насыпью.

Между тем проводник поспешил вперед по следам неприятеля, подобно охотничьей собаке стал рыскать по полянам и наконец с пылающим лицом возвратился к ждавшим его чужеземцам.

– Я признал следы женщины и детей. Только один из коней был подкован; полагаю, это конь Ратица, предводителя сорбов. Скоро я увижусь с ним! – грозно вскричал он. – Ответь мне на один вопрос, чужеземец, приятно было бы тебе видеть убитыми Ратица и его дружину?

– Нет, – ответил незнакомец.

– Он умертвил твоих единоверцев, а их детей увел в горькое рабство.

– Говорю тебе, нет, – повторил незнакомец.

Проводник прошептал какое-то проклятье и вдруг подошел к коню незнакомца.

– Скажи, что у тебя в кожаном мешке, который ты так заботливо охраняешь?

– Не приличен такой вопрос, – холодно ответил путник, – и отвечать тебе я не стану.

– Полагаю, там у тебя серебро и запястья, какие привозятся в страну чужеземными торговцами, – сказал проводник, жадно взглянув на кожаный мешок.

– Быть может, там есть сказанное тобой, быть может – нет, тебе-то какое дело? Твоим это не будет никогда.

Проводник свирепо взглянул на чужеземца, лицо его передернула судорога и, бросившись на землю, он закрыл лицо руками. Незнакомец взял топор, стал перед лежавшим, отвел от лица его руки и протянул ему оружие.

– Вот топор, сын мой, а вот голова беззащитного человека – рази, если хочешь. Но если желаешь слушать, то внемли словам человека постарше тебя.

Инграм бросил оружие на траву и с понурой головой сел на землю.

– Я знаю, что смущает тебя, – продолжал незнакомец. – Хищники угнали в свои горы молодую женщину; желая освободить ее оружием или куплей, ты надеешься, что чужеземец поможет тебе. Отвечай, правду ли я говорю.

– Она надменно говорила со мной, потому что, по обычаю моих отцов, я находился под дубами при жертвоприношениях коней; но меня страшит, что она должна остаться в руках Ратица, и словно знак небес подсказывает мне, что я должен освободить ее. Я уведу ее домой; она станет моей, а я буду ее господином.

– И станет она исполнять твою волю, – холодно сказал незнакомец. – А если Ратиц, твой враг, думает таким же образом?

Проводник заскрежетал зубами и снова бросился на траву.

– Аки звери дикие, – по-латыни промолвил незнакомец. – Вставай, проводник, – спокойно приказал он, – и прежде всего выполни свое обещание. Твоя честь требует, чтобы ты сохранно привел нас на твою родину, хотя мы и чужие и неприятны тебе. Освободившись от этой обязанности, подумай затем, в чем будет состоять твой ближайший долг. Не забывай, однако ж, что женщина, которую пожелал ты, идет тернистым путем под могучей защитой, ибо сопровождают ее крылатые посланцы моего Бога, ангелы, – да спасена она будет в сем мире или вознесена в небеса христиан. Хотя и в цепях сорбов, но она в длани милосердного Отца, который внемлет всем, в горе взывающим к нему, И если Ему угодно, чтобы она была освобождена твоей рукой, то так и будет, но ты исполни теперь твой долг.

Проводник встал, встряхнулся и без звука сел в седло. И путники отправились дальше на север; каждый был занят самим собой, и только изредка незнакомец обращался к своему спутнику с несколькими латинскими словами. После солнечного заката они вступили в мрачные леса гор, отделявших земли турингов от франкских владений.

За деревьями послышался лай собак, смешанный с глухим и неприятным рычанием.

– Ты привел нас в логовище медведей? – спросил незнакомец.

– Здесь живет Буббо, – ответил Инграм. – Он ловит медведей, умеет смирять их ярость и далеко на юге, в стране франков, продает их по господским дворам или бродячему люду. Во всей стране страшатся его, и в безопасности Буббо у друга и недруга, потому что сведущ он в волхвовании.