Густав Фрейтаг - Инго и Инграбан

– Ты сведешь меня с ума! Не думаешь ли, что я переживу позор в разлуке со своими ратными товарищами, когда они станут добывать себе славу?

– Я хочу, чтобы ты сражался в их рядах и потому именно я и пришла сюда.

Инграм изумленно посмотрел на Вальбургу, луч надежды запал в его душу, и он спросил:

– Каким образом ты можешь помочь мне?

– И сама еще не знаю, – ответила Вальбурга, – но я надеюсь. Я отправлюсь к графу, если же он ничего не сможет сделать, то и к самому повелителю франков, на чужбину, да и соотечественников попрошу. Из одного двора в другой буду ходить я просительницей. Быть может ко мне будут милостивы, так как теперь они нуждаются в твоем мече.

– О, преданная девушка! – вскричал Инграм.

– А между тем, ты не позволяешь, чтобы я помогала тебе, безумный ты человек, – сказала Вальбурга. – И не хочешь принять моих обетов. Но может ли девушка хлопотать о тебе, не будучи обручена с тобой?

Инграм поднял руки и вскричал:

– Если мне суждено жить, если когда-нибудь буду я ходить по светлым полям, то постараюсь отблагодарить тебя за твою любовь!

– Приятно мне теперь слышать, как ты говоришь, – радостно ответила Вальбурга. – И как с будущим мужем, я обо всем побеседую с тобой, чтобы получше устроить наше счастье. Держи меня здесь в лесу, или где бы то ни было, доколе я тебе полезна. Но если заблагорассудишь, отправь меня в страну, чтобы в качестве твоей будущей жены я позаботилась о твоем имуществе. Мне поверят, если я скажу, что являюсь твоей невестой, а для «Вороньего двора» полезно, чтобы за порядком смотрела женщина. Служанки твои разбежались, да им и не надо возвращаться, потому что я намерена стать единственной хозяйкой в доме. Скот тоже требует ухода, я приищу тебе служанку, поговорю с Бруно – человек он скромный, посоветуюсь с ним, как бы снова возвратить тебе мир. Пеню уплатишь, хотя бы стоило это части усадебной земли или наследственных полей твоей матери, что в долине. Суровый приговор настиг тебя, когда объявили, что можешь ты пользоваться миром там, где никто не видит и не слышит тебя, но суровое слово может быть милостиво истолковано. Доколе ты не появишься и не сделаешься известен в народе, христиане не станут ни следить за тобой, ни подслушивать, хоть бы ты находился даже в «Вороньем дворе» или в опустелом дворе моего милого отца, в который я так охотно бы возвратилась. Вот мое мнение, а теперь выскажи свое.

– Мое мнение – что если суждено мне жить под светом солнца, то будет у меня добрая хозяйка, которая в практических делах разумнее хозяина.

– Хорошо Инграм! – торжественно сказала Вальбурга. – Как выпутаемся из беды, известно одному лишь Богу, но я уповаю на Него и благодарю Его за то, что нашла я тебя в лесу и узнала сердце твое и мысли.

Наклонив голову, Вальбурга произнесла «Отче наш», а Инграм тихо сидел подле нее, слушая шепотом сказанную молитву. Когда же Вальбурга, сложив руки и улыбнувшись, снова подсела рядом, то Инграм тихо коснулся ее руки и сказал:

– Пойдем, Вальбурга. Я выведу тебя из мрака на свет солнечный.

– А шрам – очень уродует лицо? – спросила девушка.

– Я уже не замечаю его, – ответил Инграм.

– Быть может, и привыкнешь, – вздохнула Вальбурга. – Однако, постой. Солнце не должно видеть тебя в таком виде: всклокоченные волосы не к лицу жениху. Сбрось куртку, я починю ее, а сам отыщи источник и убери как следует голову.

Она открыла корзинку, достала нитки и иглу.

– Всего принесла я, чего не найти в лесу, но что необходимо каждому, желающему нравится другим. Вот брачная сорочка – носи ее ради меня. Я ее сшила в страданиях, когда лежала больная. Не для одного себя живешь ты теперь: ты должен заботиться обо мне и главное – всегда нравиться мне.

Она удалила его и старательно починила дыры темной шерстяной одежды.

Когда Инграм снова направился к ней, то, оборвав последнюю нитку, Вальбурга помогла ему надеть куртку и очистить от мха.

– Вот так ты нравишься мне еще больше, ты стал совсем другой. А теперь, Инграм, я готова идти за тобой куда бы то ни было.

Она уложила свой маленький узелок, но не позволила Инграму взять корзинку.

– Неприлично это воину. Можешь понести меня, если я устану. Дай мне руку, чтобы я оперлась на нее.

Молча шли они таким образом по мшистой земле до скалы, высившейся среди деревьев. Стоявшее некогда здесь дерево упало и на его месте под лучами солнца росла роскошная трава, дикие розы и голубые колокольчики. Вальбурга пожала руку Инграму, стараясь под улыбкой скрыть свое волнение.

– Остановись, Инграм, и выслушай мое последнее слово. В этот час я согласна быть твоей невестой, но дочь твоего друга сделается тебе женой лишь в кругу родственников, когда дядя мой задаст обычный брачный вопрос. Но до той поры между нами – блестящий нож, который ты подарил мне.

Вальбурга вынула из платья клинок, который она некогда употребила против себя в хоромах Ратица.

– Вспомни о ноже, когда не будешь видеть моей щеки.

– Несносный нож! – с досадой вскричал Инграм.

– Хорошее предостережение, – ответила Вальбурга, схватив его за руку. – Пусть он напоминает тебе о том, что ты всегда должен уважать свою жену.

Инграм вздохнул, но затем приподнял голову и сказал:

– Ты мыслишь, как приличествует женщине.

Выйдя на открытое место, они произнесли перед солнцем небесным свои имена и слова, посредством которых обреклись друг друга на жизнь и на смерть. Инграм, хотевший по обычаю, перевязать жену каким-нибудь знаком, обернулся назад, чтобы сорвать веточку, но Вальбурга тихо сказала ему:

– В твой карман я положила крепкую связь, должную соединить нас.

Инграм взял твердый ременный пояс для ножа подаренного им Вальбурге в час смертельной опасности. И когда после обряда он обнял ее, то почувствовала она, как дрогнуло волнением его могучее тело и заметила, что солнце освещает его бледное и печальное лицо. Долго она держала его в объятиях и тихо шевелились ее уста, но потом она весело произнесла:

– Садись, витязь, а я приготовлю свадебный обед, эта честь принадлежит невесте и я не допущу, чтобы меня лишили этого. Так как не будет сегодня других гостей, то мы пригласим маленьких птичек, если они согласятся весело распевать нам свои песенки.

Она заставила его отведать принесенного кушанья, давала ему лучшие куски, точно больному, причем весело беседовала о своем путешествии от сорбов, о трудовой жизни на мызе, о венке буйной Гертруды, так что Инграм снова улыбнулся.

Солнце спустилось с полуденной высоты и Инграм взглянул на небо.

– Я замечаю, что мой повелитель думает о возвращении, – сказала Вальбурга. – Куда угодно веди твою лесную невесту. Как у доброго охотника, у тебя наверное есть хижина, которую я хочу хорошенько убрать.