Эжен Сю - Парижские тайны

— А, это ты, гад, давно ли из тюрьмы... на этот раз не уйдешь!

Он яростно кинулся на Поножовщика и пронзил его грудь кинжалом... Поножовщик... зашатался, но не упал... поддержали люди.

— Идет стража! Там стража! — раздались несколько испуганных голосов.

Тут вся плотная масса людей — свидетелей убийства Поножовщика, опасаясь быть замешанной в преступлении, рассеялась, как по волшебству, разбежавшись в разные стороны...

Скелет, Николя Марсиаль и Хромуля также исчезли...

Подошел караул в сопровождении курьера — ему удалось улизнуть в тот момент, когда толпа бросила его и окружила карету принца; на арене этой мрачной сцены остались лишь Родольф, его дочь и залитый кровью Поножовщик.

Два выездных лакея принца посадили его на землю и прислонили к дереву.

Все это произошло мгновенно, невдалеке от харчевни, откуда вышли Скелет и его шайка.

Принц, бледный и взволнованный, обнимал потерявшую сознание Марию; кучера приводили в порядок сбрую, порванную во время этой свалки.

— Поторопитесь, — приказал принц слугам, помогавшим Поножовщику, — перенесите его в харчевню... А ты, — обратился он к кучеру, — во весь опор скачи в гостиницу к доктору Давиду; он там будет до одиннадцати часов... ты застанешь его в гостинице.

Минуту спустя лошади понеслись галопом, а двое слуг перенесли Поножовщика в подвал, где происходила оргия и где теперь еще оставались несколько женщин, принимавших в ней участие.

— Бедная моя девочка, — обратился Родольф к дочери, — я устрою тебя в этом доме... там ты меня подождешь... не могу доверять лакеям жизнь смелого человека — моего спасителя.

— Отец! Прошу вас... — испуганно воскликнула Мария, схватив Родольфа за руку, — не оставляйте меня... Я умру от страха... пойду с вами.

— Тебе будет тяжело смотреть!

— Ведь благодаря ему вы будете жить для меня, отец... позвольте хотя бы вместе с вами повидать вашего друга. Облегчить его муки.

Принц колебался: он понял, что Мария панически боится остаться одна в этом вертепе, ему пришлось взять ее с собой в комнату, где находился Поножовщик.

Хозяин харчевни с находившимися здесь женщинами (среди них была и Людоедка из кабака) положили раненого на матрас и пытались остановить кровотечение, обернув рану полотенцем.

Когда Родольф вошел, Поножовщик открыл глаза. Он увидел принца, смертельно бледные черты его лица немного оживились... он страдальчески улыбнулся и слабым голосом произнес:

— Господин Родольф!.. Какое счастье, что я оказался рядом!

— Мой преданный друг, — взволнованно проговорил принц, — ты опять меня спас...

— Я хотел пойти к Шарантонской заставе... чтобы увидеть, как вы уезжаете... к счастью, меня задержали люди... так и должно было случиться... я об этом сказал Марсиалю... у меня было предчувствие...

— Предчувствие!..

— Да, господин Родольф... сон про сержанта... сегодня ночью он мне снился...

— Забудьте об этом... надейтесь... ваша рана не смертельна...

— Вряд ли... Скелет здорово меня пырнул... Все равно, я был прав... когда сказал Марсиалю, что такой земляной червяк, как я, иногда может быть... полезен... такому великому мужу, как вы...

— Я обязан вам жизнью... жизнью...

— Мы в расчете, господин Родольф... вы сказали мне, что я человек храбрый, честный... эти слова для меня... видите ли... задыхаюсь... Ваше высочество... я не смею вам приказывать, но, прошу вас, окажите честь... подайте вашу руку... я чувствую, что умираю...

— Нет, это невозможно, — воскликнул принц, наклонившись к Поножовщику и держа холодную руку умирающего, — нет... вы будете жить... будете жить...

— Господин Родольф, есть что-то в небесах... Я поразил человека мечом... и теперь умираю от удара меча, — сказал он все более слабеющим голосом.

В это мгновение его взгляд остановился на Лилии-Марии, которую он только что заметил. На его лице отразилось удивление, он шевельнулся и прошептал:

— Боже мой!.. Певунья...

— Да... моя дочь... она вас благословляет, вы сохранили ей отца.

— Ваша дочь здесь... это напоминает мне наше знакомство, господин Родольф... можно ударить кулаком до смерти, но и этот удар... тоже смертельный... я получил свое...

Поножовщик тяжело вздохнул и запрокинул голову... Он был мертв.

На улице послышался топот лошадей; карета Родольфа встретила карету Мэрфа с Давидом, которые спешили к принцу.

Давид и Мэрф вошли в дом.

— Давид, — обратился Родольф, вытирая слезы и показывая на Поножовщика, — неужели нет надежды?

— Никакой, ваше высочество, — ответил врач после беглого осмотра.

Именно в это время произошла безмолвная сцена между Лилией-Марией и Людоедкой... которую Родольф не заметил.

Когда Поножовщик произнес имя Певуньи, Людоедка быстро подняла голову и увидела Марию.

Ужасная женщина сразу узнала Родольфа; его величали высочество... он называл Певунью своей дочерью... Подобное превращение ошеломило Людоедку, и она упрямо и тупо смотрела на свою прежнюю жертву...

Мария, бледная и испуганная, казалось, была околдована этим взглядом.

Смерть Поножовщика, неожиданная встреча с Людоедкой еще мучительнее, чем когда-либо, пробудили в ней воспоминание о первом ее падении и показались ей мрачным предзнаменованием.

В этот момент у Лилии-Марии возникло одно из тех предчувствий, которые часто имеют неодолимое влияние на таких людей, как она.

Вскоре после столь печальных событий Родольф и его дочь навсегда покинули Париж.

Принц Генрих д'Эркаузен-Олденцааль графу Максимилиану Каминецу

«Олденцааль, 25 августа 1840 [170].

Я только что прибыл из Герольштейна, где провел три месяца в обществе великого герцога и его семьи; надеялся найти здесь письмо, извещающее о вашем приезде в Олденцааль, дорогой Максимилиан. Судите же о моем удивлении и огорчении, когда я узнал, что вы задержитесь в Венгрии еще на несколько недель.

В течение четырех месяцев я не мог вам писать, потому что не знал вследствие вашего оригинального способа путешествовать с приключениями, по какому адресу отправить письмо, хотя в Вене вы мне обещали, когда мы расставались, что наверняка будете 1 августа в Олденцаале.

Стало быть, я лишен удовольствия видеть вас, однако же теперь, как никогда, мне необходимо излить вам душу, дорогой Максимилиан, мой самый старый друг, потому что, хотя мы и очень молоды, но дружба наша началась еще в детстве.

Что мне сказать вам? За три месяца во мне произошла разительная перемена...

Настал тот момент, который решает вопрос о существовании человека... Судите сами, как мне необходимо ваше присутствие, ваши советы! Я не долго буду ждать вас, как важно бы для вас ни было оставаться в Венгрии; вы приедете, Максимилиан, приедете, я вас заклинаю, так как мне, конечно, будут необходимы ваши утешения... а я не могу приехать за вами. Мой отец, здоровье которого становится все более шатким, вызвал меня из Герольштейна. Он слабеет с каждым днем; я не могу его покинуть...