Даниил Мордовцев - Авантюристы

— Слава Богу! — радостно перекрестилась Марья Дмитриевна.

— Слава Богу! Слава Богу! — подхватили в один голос барышни.

— Так хорошее письмо, Марья Дмитриевна? — спросила Маша.

— Хорошее, хорошее, душечка.

— Ах, как я рада! Теперь уж я следующее письмо перехвачу раньше, — сказала Маша, обращаясь к Дуне.

— Посмотрим! Старуха надвое сказала, — засмеялась эта воструха. — А когда, душечка мамочка, вы ждете второго письма? — спросила она свою благодетельницу.

— Не знаю, милая… Надо бы ожидать на днях, — отвечала последняя, что-то соображая. — Да, деньги надо завтра же послать.

С этого дня молоденькие воспитанницы генеральши Ляпуновой всякое утро поджидали почтальона у ворот: каждой хотелось первой порадовать свою благодетельницу. Воструха Дуня пустилась даже на такую хитрость. Завидев на второй или на третий день почтальона, возвращавшегося в почтамт, следовательно, в такой час, когда ее соперницы, Маши, не было у ворот, она подбежала к нему и, сверкая своими жемчужными зубами, смело заговорила:

— Вы носите письма к генеральше Ляпуновой?

— Я, барышня, разве вы не знаете?

— Нет, знаю… Только вы не отдавайте их Маше.

— Какой Маше, красавица?

— Нашей, Лебедевой, что третьего дня хотела перехватить у вас письмо к Марье Дмитриевне.

— Зачем вам это, красавица?

— А я хочу первая обрадовать ее.

— Хорошо, милая… А что же вы мне дадите за это? — улыбался почтальон, любуясь девушкой.

— Что? У меня ничего нет… У Марьи Дмитриевны…

— Что мне Марья Дмитриевна! Вы дайте…

— У меня ничего нет, — совсем вспыхнула девушка.

— А поцеловать дадите?

Дуня засмеялась и убежала… Почтальон был недурен собой, а все же, ах, как стыдно!

Через несколько дней почтальон действительно показал ей письмо тихонько от Маши, которую зачем-то позвала ключница Фекла Китовна. Увидав письмо, Дуня вся вспыхнула. Но почтальон не отдавал пакета, лукаво улыбаясь.

— Отдайте, — просила девушка.

— Поцелуйте прежде, — шептал почтальон Меркурий.

— Нет, прежде отдайте, — настаивала девушка. — А потом поцелуете?

— Поцелую.

— Честное слово?

— Честное слово.

Но едва хитрячка коснулась пакета своими ловкими, проколотыми иголкой пальчиками, как письмо мигом очутилось в ее руках, и она стрелой, с звонким хохотом, убежала.

— Добро же, воструха! — проворчал обманутый донжуан. — Не увернешься от меня.

Вся запыхавшаяся, толкая Феклу Китовну и Машу, попавшихся в дверях будуара навстречу летевшей шалунье, Дуня с криком радости вбежала в будуар генеральши.

— Еще письмо! Еще письмо!

У Марьи Дмитриевны даже руки задрожали, и строчки письма наскакивали одна на другую…

"Дело, к счастью, течет весьма порядочно, как лучше требовать нельзя…"

Она взглянула на конец письма и только тут сообразила:

— А! Восемнадцатого мая… Он еще не получил денег… Ну, что дальше?

"Только боюсь, чтоб за деньгами, о которых я писал, не сделалось остановки… Умоляю прислать поскорее".

— Послала уж.

— Ну что, душечка Мария Дмитриевна, это письмо лучше того? — спросила Дуня, видя волнение на лице генеральши.

С нынешнего дня Дуня сама начала понимать, что такое есть "волнение"…

— Нет, не лучше, — отвечала генеральша, — а уж следующее должно быть самое хорошее.

— А когда вы его получите? — спросила вдруг Маша, входя в это время в будуар.

— Да не раньше недели, думаю, — отвечала взволнованная вдовушка.

Дуня лукаво улыбнулась, украдкой взглянув на свою подругу… "Не видать тебе, умница, письма, как своих ушей", — сказала она про себя, а у самой сердце точно росло и пухло от сладкого "волнения".

Раньше недели девушки и не ждали письма, а потому и не караулили почтальона.

Но, к вящему изумлению и огорчению их, через день, когда они обе помогали Марье Дмитриевне расчесывать роскошные еще косы, в будуар, смеясь и отбиваясь от барчонка, от Пети, хорошенького белокурого мальчика лет трех или четырех, ввалилась Китовна и торжественно подала барыне письмо. Барыня побледнела от неожиданности, а Дуня, вспыхнув до слез, уронила на пол гребенку и рассыпала все шпильки… "Пропустила, ах!" — сжалось ее сердчишко…

— Проворонила, — коварно шепнула ей Маша.

"Дело к окончанию приходит. Пожалуйте, не замедлите прислать означенные деньги на додачу, за которыми теперь только вся остановка: получу же от вас деньги, немедленно совершу конец"…

— Ах, все еще не получил денег! — досадовала Марья Дмитриевна.

— Теперь уж, наверно, получил, — успокаивала ее Маша, — и скоро, скоро будет самое лучшее письмо.

Она опять украдкой взглянула на Дуню. Та казалась огорченной, но уже не за Марью Дмитриевну, а за себя… "Так я не видала его… Какой дерзкий!.."

С этого момента Маша задумала во что бы то ни стало перехитрить проворную Дуню и посмеяться над ней. Каждое утро она уходила под каким-нибудь предлогом из дому: то зайти в лавочку за шелком для шитья, то в соседний магазин за гарусом для подушки, и непременно раньше того часа, когда Дуня выходила встречать почтальона. Вместо магазина она всякий раз заходила на почту как раз в то время, когда почту рассортировывали и раздавали приходящим получателям.

— Нет ли письма к генеральше Ляпуновой? — всякий раз спрашивала она.

— Нет-с.

Но через несколько дней ей письмо, действительно, подали. Схватив его, она стремглав бросилась бежать домой. У ворот уже стояла ее соперница и ждала больше почтальона, чем письма.

Маша издали показала ей свой трофей. Дуня вся покраснела:

— Откуда ты?

— Из магазина, за шелком да гарусом ходила. — А письмо где взяла?

— Почтальон дал.

— Где? — в голосе и на ресницах Дуни дрожали слезы.

— Там, на улице, около магазина.

— Сам отдал?

— Сам, знамо, сам.

Дуня совсем растерялась, готовая расплакаться.

— И он ничего не говорил? — со слезами в голосе спросила она. — Не спрашивал обо мне?

— С какой это стати! — насмешливо отвечала обманщица. — Про здоровье Марьи Дмитриевны спрашивал и про мое, а о тебе и не подумал.

Сказав это, она шмыгнула в ворота, оставив Дуню в глубоком смущении и в горе… "Это за то, что я обманула его, обещала поцеловать и не далась… Противный!"

На этот раз, увидав письмо, Марья Дмитриевна была вполне уверена, что дело ее кончилось, что скоро надо будет готовиться под венец, шить платье, заказывать цветы… В смущении она разломала сургуч…

"Матушка! Ожидаю от вас присылки для пользы кровопийцев, которую, от вас получа, должен им вручить…"

— Господи! Да когда же он их получит! — в отчаянии проговорила она. — Почти две недели, как послала… Уж не пропали ли?

— Зачем пропадать, матушка, — успокаивала ее случившаяся тут Китовна, — вить деньги не то что письмо, они не скоро ходют… А пропасть им где же? На то есть расписка.