Даниил Мордовцев - Авантюристы

— Осветите, а то мы можем на что-нибудь наткнуться, — сказали шепотом.

Комната мгновенно осветилась. Осветились и действующие лица, таинственные посетители графа Зановича. Один из них был тот, в золотых очках, что из-за зелени наблюдал за тем, что делалось в парке на террасе. Это был среднего роста пожилой мужчина, плотный, на тоненьких и жидких ножках, которые не шли к его плотному корпусу, в большом рыжем парике, который не шел к его красному, гладко выбритому лоснящемуся лицу. Другой был жиденький, поджарый старичок, в седом паричке и с седенькой, вроде крысиного хвоста, косичкой. Под мышкой у него был потертый портфель. Серенькие моргающие глазки его смотрели пытливо и лукаво. За ними, тараща сонные глаза, стояли два драгуна, один с рыжими бровями, другой с черными.

Таинственные посетители, пытливо оглядывая комнату с барскою обстановкою и дорогими коврами, устилавшими пол, с тою же осторожностью двинулись дальше. Прошли вторую комнату, третью. Вместо дверей были тяжелые портьеры, малиновые, зеленые. Наконец они остановились перед запертою дверью и стали прислушиваться. За дверью слышался тихий, ровный храп спящего человека.

— Это он тут, — шепнули золотые очки.

— Должно полагать, — шепотом же отвечал старичок. Золотые очки взялись за ручку двери. Заперто изнутри.

Постучали, еще и еще. Храп за дверью прекратился. Еще постучали.

— Кто там? — послышался за дверью сонный мужской голос.

— Отоприте, граф, — отвечали золотые очки.

— Я спрашиваю: кто там? Какой черт? — сердито переспросили за дверью.

— По указу ее императорского величества отоприте! — торжественно выкрикнули золотые очки.

— Скажи, кто и зачем? — повторили за дверью.

— Могилевской уголовной палаты председатель Малеев и стряпчий Небосклонов, — был ответ.

— По какому праву?

— По высочайшему указу… Отпирайте немедленно, граф! Не чините противности указу ее императорского величества и не думайте скрываться: ваш дом и весь замок оцеплен стражею… Отоприте!

— Да дайте же мне и моему слуге одеться, — отвечали изнутри.

Действительно, немного погодя щелкнул замок у двери и дверь отворилась. Следователи вошли в спальню графа. Это была просторная, хорошо меблированная комната, с пунцовыми занавесками на окнах, с камином и стоящими на нем массивными бронзовыми часами, в виде рыцаря в шлеме и латах. Один простенок занимало большое венецианское зеркало, в котором во весь рост отражались вытянутые фигуры застывших от удивления драгун. По отражению в зеркале им казалось, что в комнату набралось человек двадцать.

Но что особенно бросалось в глаза в спальной графа — это богатая двухспальная кровать, стоявшая изголовьем к стене, с бледно-розовым кисейным пологом, закинутым на позолоченный балдахин. По обе стороны кровати, у изголовья, стояло по темному, отороченному бронзою шкафику, а на ковре, у кровати, с одной стороны брошены были голубые мужские туфли, а с другой, по-видимому, женские, крошечные, розовые. Но еще более останавливала на себе внимание сама постель: по форме вдавленности широкого матраца, а равно по измятости подушек, положенных рядом в изголовье, можно было видеть, что на постели этой спали рядом два человека…

Стряпчему Небосклонову это первому бросилось в глаза. Он так и впился в постель своими рысьими глазками… Неужели слуга спал вместе с графом?..

Он разом обежал всю комнату моргающими глазками. Граф, красивый, южного типа мужчина, в малиновом шлафроке, стоял у камина, гордо подняв голову и играя кистями черного шелкового пояса. За кроватью же у стены стоял бледный, как полотно, миловидный юноша с черными роскошными кудрями, в костюме турка, албанца или грека, в красивой фустанели.

— Извините, граф, что в такое время… — начал было Малеев.

— Что вам угодно? — вызывающе перебил его граф.

— Вот указ… До сведения его светлости, князя Григория Александровича Потемкина, доведено…

— О чем же указ, государь мой? — снова перебил его граф.

— Об учинении обыска.

— В чем меня подозревают?

— В выпуске фальшивых сторублевого достоинства ассигнаций.

— А! — презрительно заметил Занович. — Его светлость опоздал… не ту ноту взял, это не его дело… Я давно уже послал брата в Петербург заявить высшему правительству, что за границей жиды в огромных размерах занимаются выделкою…

— Подделкою, — поправил его Малеев.

— Да, подделкою российских ассигнаций и распространением оных, и брат мой, в намерении обнаружить сие злоупотребление в глазах российского правительства, приобрел таковых ассигнаций более семисот тысяч и ныне повез оные в Петербург, дабы явить верховной власти и тем избавить от ущерба казенный интерес… Вот все, что я счел за нужное сказать вам.

— Так-с… А этот малый кто же будет? — спросил Малеев, глянув на хорошенького юношу, трепетно стоявшего за кроватью.

— Это Антонио — мой камердинер… Я его ребенком привез из Италии и очень привык к нему, как к родному, — отвечал граф, не глядя на юношу.

— Так-с, хорошо-с… Только уж извините, ваше сиятельство, — затрудняясь в словах, заговорил Малеев, — я не сомневаюсь в правдивости изложенного вами… но, по силе указа, исполняя святость долга и присяги, я обязуюсь литерально исполнить высочайший указ.

— То есть как же, государь мой, литерально?

— Насчет то есть обыска.

— Кого?.. Меня?

— Так точно, и вашего сиятельства, и слуги вашего, и занимаемого вами помещения… Хотя мне и тяжко, по питаемому мною к его превосходительству Симеону Гавриловичу Зоричу и к вашему сиятельству глубочайшему уважению, чинить обыск в жилище Симеона Гавриловича, тем паче что обиталище сие, так сказать, освящено временным милостивым пребыванием здесь священной особы ее императорского величества, однако, свято исполняя…

— Что ж, господин! — нетерпеливо перебил граф. — Ищите, дом в вашем распоряжении.

— Так-с, извините… государь мой… долг, служба… Эй, драгуны!

— Что прикажете, ваше благородие?

— Обыщите вон того малого.

— Слушаем-ста.

Драгуны двинулись со своих мест, гремя палашами. Юноша с криком забился в угол.

— Зачем же его? — вступился было граф.

— Как же-с… по указу.

Драгуны между тем ощупывали карманы юноши, который заливался слезами.

— Пустите! Пустите меня! У меня ничего нет! О, Езус Мария!.. О-ой!

— Ваше благородие! Да это девка, — заявил рыжебровый.

— Что ты! Пьян, что ли! — осадил его Малеев.

— Пьян! Али я бабьего тела не отличу? У меня, чай, руки, — обиделся рыжебровый.

— Что ты врешь спьяна?

— Спьяна! Да у меня маковой росинки во рту не было… с самого Могилева не емши, не пимши… ни синь пороху… а то спьяна!.. Вот сами пощупайте, чай, руки тоже…