Бенджамин Рошфор - Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1

"Монсиньор!

Прошу Вас предложить подателю этого письма показать его левую стопу. И Вы узнаете свою родную кровь. Татуировка была сделана по повелению единственного существа на свете, которое знало Вашу тайну и решила сделать это, хоть и без Вашего ведома, из любви к Вам и для того еще, чтобы плод Вашей любви мог когда-нибудь, представ пред Вами, явить его Вашему взору. Мальчик этот сам ничего не знает, ибо он как ангел Божий! Тот, кто Вам пишет, Монсиньор, узнал сию Вашу тайну на исповеди, и теперь нарушает обет - но он уже мертв, герцог, и Вы простите ему, как простил бы сам Господь, если это письмо Вам доставит хоть каплю удовлетворения!"

Брат Анже в который раз перечитал черновик письма, когда к нему заявился проститься Фанфан. Деликатно постучав в дверь, тот вошел в комнату. Брат Анже, лежавший в постели, был несколько удивлен: он не ждал этого визита, по крайней мере так рано. Взглянув на часы, лежавшие рядом на подушке, заметил, что ещё только восемь утра.

- Рановато ты почтил меня своим визитом, - с усмешкой сказал он, незаметно пряча только что законченное письмо. - Надеюсь, ничего серьезного не случилось? Как та история с Пиганьолем?

- С ней покончено! - ответил Фанфан, присев по его приглашению на постель, и подробно рассказал, как было дело.

- Как видишь моя идея оказалась неплоха, - заметил брат Анже, - хоть я и не надеялся наставить на путь истинный мсье Пиганьоля! Тем лучше! Его падение становится не столь ужасным! - продолжал он, задумчиво помолчав.

- Но у Жюльена и Хлыста хватит наглости продолжать свою преступную затею, хотя и знают, что тебе все известно!

- Такого мнения Пиганьоль, да я и сам так думаю!

- Ладно, тогда придется дать им понять, что ты можешь сообщить в полицию! Как, возьмешься?

- Это излишне, мсье, я поступил лучше - ушел оттуда. Они нагнали на меня страха!

- Ушел?

Только теперь брат Анже заметил, что Фанфан ещё элегантнее, чем при их последней встрече, что он в каштанового цвета панталонах, того же цвета чулках, изящных туфлях - и с треугольной шляпой в руках. У ног его лежал довольно большой, тщательно увязанный ранец, которого брат Анже прежде не заметил.

- Это значит, ты... - протянул брат Анже.

- Отправляюсь странствовать по Франции, мсье! - самым решительным тоном отвечал Фанфан и указал на ранец:

- Там три рубашки, шесть носовых платков, кожаные дорожные башмаки, мои Расин и Плутарх, хороший нож для мяса и два пистолета.

- А деньги у тебя есть?

- Десять ливров.

- Не слишком много для странствий по всей Франции! Я мог бы дать тебе ещё ливров с полсотни!

- Заранее благодарен! - Фанфан был в восторге.

- Нет, подожди! Я же не сказал, что дам их тебе обязательно! Ты даже не спросил, а я согласен? - недовольно пробурчал он. - Знаешь же, что у меня на тебя иные виды, точнее говоря, у меня были иные планы, - добавил он с столь грустным выражением, какого до сих пор Фанфану у него видеть не приходилось. - Признаюсь, я немного огорчен...

- Именно так я и подумал!

- Но подожди! - повторил брат Анже, вновь оживая. - Я ведь не сказал последнего слова! - При этом он непроизвольно помахал письмом, написанным монсиньору герцогу, и снова вспомнил Жанну. Потрясенный мыслью, что Фанфан может исчезнуть и, несомненно, навсегда, он понял вдруг, что нужно немедленно решать, как избежать непоправимого, и что остался лишь один выход: привести Фанфана, захочет он или нет, к его матери! "- Ну разве Жанна в силах будет устоять при виде столь прелестного мальчугана, такого изумительного в своем роде", - говорил себе брат Анже, хотя и полон был тревоги, не имея понятия, как сделать это, чтобы не вызвать скандала и не поставить под удар карьеру дочери.

- Так ты всерьез решил уйти?

- Да!

- Не понимаю, как мадам Колиньон тебе позволила! - воскликнул он с известной долей огорчения, все ещё не придя в себя от неожиданного сюрприза. Ведь только для того, чтобы устроить Фанфану аудиенцию у герцога Орлеанского, понадобилось бы не меньше двух недель!

- Элеоноре я ничего не сказал, - ответил Фанфан. - Хотел уйти и от нее, и от Фаншетты... - Поскольку брат Анже удивленно уставился на него, добавил: - Дело не только в Жюльене с Хлыстом.

На миг умолкнув, закончил свои излияния фразой, поставившей брата Анже в тупик:

- Все время печь, все время разносить продукты - с ума сойти можно!

- О! - удивился брат Анже, потом спросил:

- Ты называл её Элеонорой?

- Ну разумеется, - ответил Фанфан, который думал совсем о другом: даст ли ему брат Анже тех пятьдесят ливров.

- А! - протянул брат Анже, сказав себе в душе: "- Ну и дети пошли!"

С трудом поднявшись с постели, в длинной ночной сорочке, спадавшей до пола, так что закрыты были даже пальцы ног, он был похож на длинную жердь. Покряхтывая, дошел до умывальника и налил стакан воды.

- Что-то вы неважно выглядите! - сочувственно заметил Фанфан. Брат Анже, приложив руку к груди, поморщился.

- Нет-нет, - задыхаясь возразил он. - Нет, правда, поверь мне!

Фанфан видел, что тот весь посинел, но ничего не сказал. Снова ему захотелось плакать - как перед тем, когда он покидал Элеонору и Фаншетту, Николя Безымянного и Святого Отца, не набравшись духу даже распрощаться с ними. Теперь же он сумел сдержать себя, чтобы не испугать брата Анже, поскольку понял, что брату Анже осталось жить недолго.

Именно эта жестокая мысль заставила его внезапно воскликнуть:

- Если хотите, брат Анже, на несколько дней я могу остаться у вас... а вы расскажете, что может ожидать меня в пути! - И, говоря это, он пытался улыбнуться, и добавил: - Я свой отъезд немного отложу!

- А, это мне нравится больше, - заметил брат Анже и вздохнул облегченно, поняв, что получил отсрочку, и что ему ещё может удасться уговорить Фанфана отказаться от его бессмысленного плана.

* * *

Всю ночь, пока Фанфан спокойно спал рядом, брат Анже размышлял, каким же образом лучше свести сына и мать лицом к лицу.

Жанна, ещё не ставшая "официальной" королевской метрессой, жила ещё не в Версале, а на рю де ля Жусьен, в собственном дворце, где поместил её Дюбарри ещё несколько лет назад. То был роскошный дворец с целой командой слуг, туда наведывалось множество дворян, и в их числе такие именитые, как герцог Дюра и герцог де Ришелье, законодатели мод, знаменитые поэты - члены Академии, да и нечлены тоже, которых привлекала прежде всего красота хозяйки дома, ну а потом ещё и то, что её осеняло ныне королевское величие.

Брат Анже, всесторонне обдумав свою проблему, пришел наконец к мысли, что в шахматную партию нужно ввести фигуру, имевшую на Жанну куда больше влияния, чем он сам. И это была никто иная, как мать Жанны - да-да, Анна Рансон, прекрасная Анна, которая когда-то была расстроена её беременностью, но которая позднее, по мере роста Жанниных успехов, с течением времени смирилась - уже настолько, что перешла жить под её кров! Это счастливое сосуществование возникло благодаря графу Дюбарри. Году в 1763 или 1764 граф Дюбарри благодаря махинациям с поставкой припасов для армии завязал отношения с Рансоном, который был, как мы помним, супругом Анны и, как по крайней мере думал он сам, отцом Жанны. Граф Дюбарри устроил, чтобы Рансона назначили сборщиком соляных податей во Фресне-сюр-Сарт, куда Рансон и убыл - и хитрец граф поселил у себя не только его дочь, но и её мать, причем мы не беремся утверждать, что его любовницами стали обе!