Бенджамин Рошфор - Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 2

- Мсье, - сказал Тюльпан, - я мог бы притвориться мертвым. Однако смогу ли я на такой большой срок задержать дыхание? Если не смогу, то обнаружу себя, а если смогу, то умру. Допустим даже, все пройдет хорошо, но тогда, будучи запертым в гробу, как я смогу его открыть?

- Через камин, мсье, - тихо сказал тогда Антенор. - Этим путем спаслись Латюд и его друг Алегр.

И он вышел, приветливый и таинственный, унося на поясе под курткой связку сосисок.

После этого на следующую ночь Тюльпан поставил все на карту, хотя и подозревал, что пускается в безумную авантюру, не представляя себе, как он будет спускаться после того, как вскарабкается наверх, если только в тот самый момент, когда он окажется наверху, мимо башни Свободы не пролетит воздушный шар этого предателя, его брата, для того, чтобы подцепить его. Понимая, что когда он нырнет сверху в ров, наполненный водой, то скорее всего окажется на дне, а не будет вынесен наружу водами свободы, но не в силах одолеть желание выйти на волю и страсть к жизни, оказавшиеся сильнее рассудка, он снял при свете свечи решетку, ограждавшую камин, втиснулся туда и помогая себе руками и ногами в этом узком пространстве, начал карабкаться вверх, постепенно превращаясь из акробата в статую, покрытую сажей, пока наконец не оказался на платформе башни Свободы, расположенной на четырнадцать метров выше его комнаты, под усыпанным звездами небом конца июля - самым прекрасным небом, которое ему когда-либо приходилось видеть.

Боже мой! какой прекрасный вид открывался отсюда! Как близки были огни Парижа, всего лишь на сорок метров ниже его. Если бы ему удалось спуститься по наружной стороне башни; если бы ему удалось перебраться вплавь через ров и пристать к чудесным берегам свободного мира, он немедленно принял бы ванну, а затем отвесил пару оплеух этому мерзавцу монсиньору, его сводному брату, который так гнусно его предал.

Вот какого рода глупые и увлекательные мысли проносились у него в голове, хотя он прекрасно понимал, что они неисполнимы; лишь врожденное безрассудство, которое толкнуло его на этот отчаянный шаг, заставляло думать, что они возможны и достижимы. Чистый воздух, который он вдыхал полными легкими, оказавшись наконец-то за пределами каменных стен, и открытое небо только увеличивали его радость, правда следует сказать, что не больше чем бутылка бордо, которую он выпил, чтобы одолеть сомнения перед тем как приступить к своей эскападе.

Здесь заметим, что он был не прав, когда чувствовал, что его руки зудят от желания надавать пощечин герцогу Орлеанскому. Не ограничиваясь тем, что он кормил его в течение пятнадцати месяцев, герцог, в силу странного каприза своей души, раз в месяц требовал сообщения о его состоянии. Это делалось через посланца, которого господин Лоней не знал, также как он не знал и вельможи, которому направлял свои сообщения. Но этот посланец выполнял ещё одну очень важную задачу. Сообщая новости, господин Лоней каждый раз передавал ему прошения, адресованные герцогу Орлеанскому. Тюльпан не сомневался, как и мсье Лоней, что тот могущественный вельможа, который присылал своего посланца, желая остаться неузнанным, и который подкармливал Тюльпана всем чем можно, несомненно желал ему добра.

Однако посланцем этим был никто иной, как Амур Лябрюни.

- Мой хозяин, - говорил он каждый раз, глядя масляными глазками на господина Лонея, - мой хозяин скоро станет коро лем, мсье начальник.

И выйдя из Бастилии, спешил рассказать герцогу, что Тюльпан чувствует себя превосходно. Однако перед этим он бросал в Сену очередное разорванное в мелкие клочки письмо Тюльпана, и теперь становится понятным, почему герцог большее года ругался и сердился, видя, что его сводный брат, с которым он так хорошо провел время на воздушном шаре, пренебрегает даже просьбой вытащить его из той темницы, куда он же сам его и бросил!

В результате данная попытка оказалась не более удачной, чем другие. Дозор, проходивший в полночь по платформе башни Свободы, обнаружил спящего там черного от сажи человека со скрещенными руками. Бордо, слишком свежий воздух и несомненно отчаяние, когда он обнаружил, что для спасенья отсюда нужны крылья Икара, свалили Тюльпана на месте. Он спустился оттуда прямо в карцер.

Начальник тюрьмы был очень строг с ним, когда пятнадцать дней спустя они встретились вновь.

Яростно раскачиваясь в кресле, тот оперся на свой стол.

- Мсье, - бушевал он, когда двое стражей ввели Тюльпана и вышли, мсье, вы продолжаете упорствовать в своем стремлении удрать отсюда любой ценой и вы видите, во что это вам обходится! Вы хотите, чтобы я завел на вас дело, в котором будут перечислены все ваши проступки, и потребовал от администрации, заведующей тюрьмами, чтобы вас перевели в Порт-Эвек или в ля Форс и наконец в какое-то место, где ца рит страшная теснота, где вы превратитесь в настоящего бандита, и где вас будут кормить сухими бобами? Разве вам здесь плохо?

- Мсье, мне не хватает воздуха.

- Я здесь не для того, чтобы снабжать вас кислородом, а для того, чтобы сторожить вас независимо от того, хватает вам воздуха или нет! Я предоставил вам столько удобств, надеясь на вашу признательность! Неужели вы ни разу не подумали о том, каким оскорблением для меня будет ваше исчезновение?

- Каждый раз, мсье, именно это заставляло меня вернуться. Даю вам честное слово. Вы мне не верите?

- Я надеюсь только на то, что это доброе чувство сохранится в вас до следующего раза! (Он поднялся.) Вы хотите, чтобы я приковал вам к ногам пушечное ядро? Может быть, это несколько умерит ваши пыл? Или вы хотите, чтобы я посадил вас в камеру совершенно голым? Мсье, в Париже вам не удастся далеко уйти совершенно голым, предположим даже, хотя это абсолютно невозможно, что вы сумеете уйти не попрощавшись. (И уже совершенно возмущенно:) Когда я думаю о том, что приказал почистить вашу одежду, на которой оказалась вся сажа из дымовой трубы! Вам следует дать таз! Тогда как вы заслуживаете только того, я повторяю, чтобы я раздел вас догола и заковал в железо!

Он начальственным шагом направился к двери и распахнул её с такой силой, которая явно свидетельствовала о его законном гневе. Тюльпан шел перед ним. Навстречу им попалось около дюжины людей, которые спускались вниз в то время, как они поднимались.

Начальник тюрьмы остановился перед дверью, относительно которой Тюльпан вежливо заметил, что это дверь не его камеры.

- Да, действительно, мы находимся двумя этажами ниже; конечно, воздух здесь не такой хороший, но расстояние до платформы значительно больше, вы понимаете, что я хочу сказать. Вы вернетесь в свою камеру, когда решетку установят на место. И после этого её нельзя будет снять, мсье. Мне очень жаль, что ваши непростительные желания доставляют столько хлопот каменщикам. Пока я ещё не нашел ни одного. Однако я уверяю вас, что если понадобится, то я сам закреплю её! А пока я помещу вас здесь, - продолжал он, доставая из кармана большие ключи.