Тамара Лихоталь - Повесть о славных богатырях, златом граде Киеве и великой напасти на землю Русскую

Великий князь оглянулся вниз на пустынные по-прежнему улицы Подола. Взобрался на коня и, не мешкая больше, поскакал к дворцу. Он торопился. Сейчас и только сейчас, потому что потом будет поздно. Вскоре по улицам столицы скакали дружинники. Гнали, подталкивая копьями и пиками, тащили, скрутив руки, волокли волоком, оставляя на мостовой кровавые следы, нет, не поганых степняков, своих, русских, посадских, смердов и прочих людишек.

Тех, кто кричал: князем колдуна Волха.

Тех, кто требовал оружия.

Тех, кто грабил боярское добро.

А кто величал, кто брал оружие, чтоб идти биться с погаными, кто грабил? — разве можно было упомнить, разобраться. Потому и не разбирали.

Не потаённо в темнице, на виду — чтоб неповадно было впредь иным прочим, отсекали головы, рубили насмерть.

Кто-то молча перекрестился перед тем, как осесть кулем на землю, кто-то хрипло выкрикивал проклятия, кто-то божился, что не ведал про Волха, не брал оружия, не имал чужого добра. Молодой простолюдин со связанными руками стоял, морщась от боли. Горела огнём рана, полученная в бою с половцами, И сейчас, дожидаясь своего череда, он так ясно вспомнил пику врага, ее неотвратимо приближавшееся острие и снова и снова видел мысленным взором, как падает эта пика вместе с рукой половчанина. Он тогда ничего не понял, даже не почувствовал удара, только ощутил теплоту собственной крови. Это Илюша Муравленин, с которым он подружился в темнице, свалил половчанина. Ещё слабый от раны, Онфим после победы вернулся в Киев. Его не было в стольном, когда жгли терем Мышатычки. Ведь он тогда был там — на поле боя. Но куда идти? Кому доказывать? Где искать правду? Теперь, стоя перед княжескими дружинниками, он не чувствовал ни страха, ни даже обиды. И жалел только об одном, что тогда острие половецкой пики не прошило его насквозь. И, будто решив поторопить опаздывавшую смерть, шагнул вперед. Но ему не суждено было умереть и в этот раз. Среди дружинников произошло шевеление. Гонец передал: Великий князь, изъявляя милость, велел оставшихся не лишать жизни, а отпустить, выколов перед тем очи. Но Онфим не знал этого и не поглядел перед наступлением вечной тьмы на синее небо, белые облака и золотые главы собора.

Ехал всадник на коне — близко ли, далеко ли. Ехал всадник на коне — мимо леса, мимо поля.

Ехал всадник. Видит — дорога ветвится. На перекрестке лежит бел-горюч камень. А на камне написано:

«Влево поедешь — коня потеряешь.

Прямо поедешь — голову сложишь.

Вправо поедешь — богатым станешь».

Да не богатым, а женатым, — непременно поправит кто-нибудь. Не все видели этот бел-горюч камень своими глазами, а знают.

Дороги, которые мы выбираем, — куда они приведут?

Итак, герои нашей повести — былинные богатыри. Мы познакомились с ними в годы их юности, когда они еще не были ни известны, ни прославлены. Мы видели, как они росли, мужали, совершали первые подвиги, И вот у каждого в прошлом бои и походы, годы большого труда. В последний раз мы видели их на поле боя во время половецкого нашествия. Трудные это были дни. Неожиданным вероломным нападением смяв пограничные заставы, орды хана Кудревана хлынули на Русскую землю. А князья все не могли договориться меж собою, кому, куда и сколько посылать войск. Сам Великий князь, вместо того чтобы возглавить оборону, взял да и сбежал вместе со своей дружиной, бросив на произвол судьбы столицу. Добрыне с большим трудом удалось объединить под своим командованием такое разрозненное войско. Рядом с опытными, обученными воинскому делу дружинниками сражались тогда и ополченцы — горожане и смерды, вставшие на защиту своей земли. В кровавом бою отстояли Киев, заставили половцев уйти назад в свои степи.

После окончания войны Добрыня возвратился в Киев. Алеша с дружиной своего князя отправился в Переяславль. Илья отбыл на пограничную заставу. Нам снова предстоит встретиться с прославленными храбрами. И я вдруг подумала: «А что, если бы случилось так, что мы впервые познакомились бы с нашими героями сейчас, в эту пору их жизни. Что могли бы рассказать они сами о себе, если бы… если бы в те времена было принято заполнять анкеты и писать автобиографии».

«Имя — Илья. Сын смерда. Отца звали Иваном. Мать — Порфииьей. Родился в селе Карачарове, что под Муромом, отчего и прозван Муравлениным, или Муромцем. Год рождения точно не известен. Женат не был. Детей не имею.

Со времен Владимира Святославовича состою на службе в дружине киевского князя. Должность — старший дружинник. Воевал и в печенежью войну и в половецкую. Награждён. Имею высшую награду за воинскую доблесть — золотую нашейную гривну, вручённую князем Владимиром лично. Народной молвой мне присвоено звание храбра Русской земли».

Хорошая биография, не правда ли?

Кажется, самое время теперь Илюше жить при славе и почете в Киеве, в собственном терему. Приходить в княжеский дворец, вместе с князем и приближенными боярами думу думать и пировать за княжеским столом. Ведь Илья Муромец получил звание старшего дружинника еще при Владимире Великом. Старшая дружина и решает вместе с князем все важные дела. Ну и кормится возле своего князя. От него и жалованье получает — то платье цветное из дорогой заморской ткани с его плеча, то перстень с драгоценным камнем, то сельцо со смердами, то часть военной добычи. Но Илья, хоть и считался старшим дружинником, в Киев пред очи стольного князя наезжал редко. Может, потому не нажил ни золота, ни серебра, ни усадьбы с челядью, ни терема на Горе, поближе к княжескому дворцу, ни даже дома порядочного. А когда попрекали добрые люди Илюшу — мол, такая простота хуже воровства, смирение твоё паче гордости, — он хмурился и серчал:

Ну при чём тут простота! Некому в том доме жить и казну некому тратить. Ни жены, ни детей. А мне одному…

Так и живет до сих пор — ни двора, ни кола — в воинской избе на пограничной заставе. В наше время сказали бы «сверхсрочник». А тогда сроков установлено не было. Да и какие могут быть сроки у богатырей? Мы уже об этом с вами говорили. Народ отвел богатырям веку почти в триста лет — от правления Владимира Святославовича, когда складывалось государство Киевской Руси, и до татаро-монгольского нашествия. Само время как бы спрессовалось, чтобы вместиться в богатырскую жизнь. Но мы не будем завидовать долголетию наших героев. Порадуемся, что выпало оно на долю не кому-нибудь, а прославленным храбрам. Каждый из них заслужил это от судьбы.