Мартин Стивен - Крайняя мера

Даже простая крестьянка проявила бы больше храбрости и сообразительности, чем леди Бродвей, получившая роль Веры благодаря стараниям супруга, отчаянно гонявшегося за королевскими милостями. Дама завизжала и стала беспорядочно махать руками, вызывая громкий смех зрителей. Ладья на полной скорости врезалась в пристань, и леди Бродвей, описав в воздухе дугу, приземлилась на колени королю, уткнувшись головой ему в живот. Пышные юбки задрались, демонстрируя окружающим полное отсутствие нижнего белья, но пьяный король этого не заметил. Под веселые крики подвыпивших придворных леди Бродвей кое-как поднялась на ноги и сделала попытку произнести свою речь в сокращенном виде:

— О ты, хранитель нашей Веры, защитник мира на земле…

Грэшем взглянул на хохочущую Джейн. Казалось, еще мгновение, и она выпрыгнет из собственного платья.

— Да, — заметил Генри, — начало было хорошим. Интересно, что будет дальше?

Остальная часть представления прошла без эксцессов. Кульминация наступила в тот момент, когда глупенькую королеву Анну доставили супругу в качестве Милосердия. Его величество справедливо решил, что милосердию самое место дома и покинул трибуну, как только королева высадилась рядом с ним и наградила супруга восторженным поцелуем.

Кто-то тронул Грэшема за руку. Он обернулся, ожидая увидеть старину Томаса, но рядом с ним стоял один из молодых шотландских лордов, который заплетающимся языком, с ужасающим акцентом объяснил Генри, что король желает видеть его вместе с племянницей.

Король ждал их не в приемном зале, а в большом, где все тепло горящего очага выходило через трубу, и в помещение постепенно заползал холодный озноб туманного летнего вечера.

— Добрый вечер, сэр Генри Грэшем. Надеюсь, вы вместе с вашей… — его величество сделал небольшую паузу, — племянницей хорошо отужинали?.. — Глазки-буравчики уставились на Джейн.

Король глотал слова, а его шотландский акцент резал ухо. Яков обожал охоту со сворой гончих, и его тело было мускулистым и подтянутым, но, как ни странно, при виде его величества почему-то в памяти всплывала уродливая фигура лорда Сесила.

Грэшем низко поклонился монарху, а Джейн застыла в почтительном реверансе.

— Ваше величество, ваши смиренные подданные поражены великодушием и щедростью вашего величества. Своим гостеприимством ваше величество оказывает нам, смиренным подданным, огромную честь.

«Подумать только, я трижды назвал его „вашим величеством“, а нас — дважды „смиренными подданными“. Недурно», — удовлетворенно отметил про себя Генри.

— Сэр Генри, я слышал, что в прежние времена вы оказали большие услуги нашему государству.

Все присутствующие в зале навострили уши. Большинство придворных приспособленцев уже дошли до бессознательного состояния и расползлись по укромным углам или отправились к шлюхам, но настоящие политики никогда не напиваются пьяными и не отправляются спать раньше его величества. Грэшем заметил, что сам Сесил отсутствует, но наверняка в зале полно его соглядатаев.

— Ваше величество, то немногое, что я сделал на благо государства, нельзя считать значительной услугой. Все, кто способен служить, сожалеют лишь о том, что не сделали больше.

«Уилл Шедуэлл и в самом деле сожалеет, что не сделал большего и не остался в живых. Знаешь ли ты, шотландский коротышка, сколько людей погибло, чтобы доставить тебе нужные сведения?»

— Да, — согласился король и деликатно рыгнул в украшенный рюшами рукав. — И все же скажите мне, сэр Генри, почему из всех моих подданных только вы не обиваете дворцовые пороги и не просите для себя милостей? Мы не видим вас при дворе и не получаем от вас писем с просьбами о продвижении.

По слухам, король презирал людей, не осаждавших его бесконечными просьбами, которые он, кстати сказать, часто удовлетворял, что льстило его самолюбию и давало возможность подтвердить свою власть.

«О Господи, ну почему я должен вести подобные беседы?!» — с раздражением подумал Генри.

— Это правда, сир, — сказал он вслух. — Я работал на благо вашей страны и королевской власти, и эта работа сама по себе является наградой…

«По правде сказать, страна принадлежит всем нам, но правде никогда не ужиться рядом с королевской властью. А службу действительно приходится воспринимать как единственную награду, потому что мерзкие ублюдки Уолсингем, Бергли и Сесил ничего за нее не заплатили».

— Кроме того, — продолжил свою мысль Грэшем, — о подобной работе не принято много говорить, ее делают тихо, не привлекая ненужного внимания. Что касается наград и чинов, то судьба и так ко мне благосклонна, и у меня есть все, чтобы чувствовать себя счастливым человеком.

— Вот бы всем моим подданным поучиться у вас! — с чувством воскликнул король, отхлебывая вино из драгоценного кубка, который он держал в изящной белой руке.

Генри так и не понял, говорит ли Яков искренне или его воодушевление всего лишь хитрая уловка.

— Ваше величество, позвольте мне еще кое-что сказать, — обратился Грэшем к королю.

— Говорите, — разрешил Яков, пристально разглядывая Генри из-под нависших век. Его шотландский акцент становился все более заметным. Говорили, что шотландский двор отличался простотой нравов и во время трапезы Яков имеет обыкновение переговариваться не только с придворными, но и со слугами.

— Для каждого слуги естественно просить милости у монарха, но хороший слуга знает, что господин, одаривающий милостью подданного без его просьбы, делает это с гораздо большей радостью и по зову собственного сердца.

«Получи, тупая шотландская задница, и делай какие угодно выводы!»

Король Яков I Английский, ставший первым в истории человеком, который получил подлинную власть над народами Шотландии и Англии, устремил на Грэшема испытующий взгляд. Генри вдруг понял, что этот человек вовсе не пьян, а лишь слегка расслабился под действием алкоголя и он далеко не глуп.

— Вскоре я отправляюсь в Оксфорд, но не желаю своим пренебрежением нанести обиду славному Кембриджскому университету. Есть ли в Грэнвилл-колледже покои, достойные короля?

— В целом мире не найдется покоев, достойных его величества, — с низким поклоном ответил Генри и с удивлением заметил насмешливые искорки в глазах его величества, который, видимо, по достоинству оценил изящную иронию своего подданного. Грэшем обругал про себя короля «мерзкой жабой» и сделал вывод, что в Уайтхолле не следует выделяться из толпы придворных подхалимов. — Однако, сир, если таких покоев еще нет на свете, они будут непременно построены к тому моменту, когда ваше величество почтит нас своим присутствием.

— Пусть так и будет, — откликнулся король, вежливо давая понять, что аудиенция подходит к концу. — Я навещу вас, сэр Генри, ведь мои охотничьи угодья в Ройстоне находятся рядом с Кембриджем, не так ли? Желаю вам вместе с прекрасной племянницей, — король сделал многозначительную паузу перед словом «племянница», — скорого и приятного возвращения в ваш великолепный дом на Стрэнде.