Роберт Льюис Стивенсон - Клад под развалинами Франшарского монастыря

— Анри! Люди сюда придут! — кричала она над самым ухом мужа. — Я не хочу! Я не могу!..

Но последние слова заглушали слезы.

— Да, я надеюсь, что они придут нам на помощь, это вполне естественно, друг мой.

— Нет, нет! Пусть не идут! Я лучше готова умереть! — рыдала она.

— Дорогая моя, — укоризненно сказал доктор, — ты слишком возбуждена и взволнована; ведь я же сунул тебе какую-то одежду, куда ты ее дела?

— Ах, я, право, не знаю, — я, вероятно, бросила где-нибудь по дороге в саду… Ах, где же, где эта одежда?

Депрэ стал искать ощупью в темноте и вскоре нашел.

— Вот превосходно-то! — воскликнул он. — Это мои серые бархатные брюки! Как раз то, что тебе нужно!

— Давай их сюда! — сердито закричала Анастази, но как только она взяла их в руки, мысль надеть мужские панталоны показалась ей чудовищной. С минуту она стояла молча, держа их в руках, затем сунула их обратно мужу и сказала: — Дай их Алине! Бедняжка, ведь она девушка…

— Глупости! — возразил доктор. — Алина ничего не сознает, она себя не помнит от страха, и кроме того, она простая крестьянка. Но я серьезно опасаюсь за тебя, ты такая неисправимая домоседка, тебе подвергать себя действию этого холодного ночного воздуха положительно опасно. Как видишь, и моя забота о твоем здоровье, и твоя фантастическая стыдливость клонятся к одному и тому же средству спасения — к моим панталонам. — И он снова протянул их к жене, держа совсем наготове.

— Нет, это невозможно, невозможно! — воскликнула она. — Ты этого не можешь понять, — добавила она с достоинством, — но не убеждай меня больше!

Тем временем уже подоспела помощь. Со стороны улицы невозможно было проникнуть в сад, так как ворота и калитку завалило кирпичом и обломками балок, и устоявшие еще остатки дома ежеминутно грозили обрушиться и засыпать неосторожных, которые осмелились бы подойти слишком близко. Но, по счастью, между садом доктора и соседским огородом, лежащим вправо от владений Депрэ, находился живописный и столь полезный во многих случаях деревенской жизни общественный колодец. Оказалось, что калитка в ограде докторского сада была не заложена и не замкнута, и под сводчатым входом этой калитки, слегка приотворившейся, просунулась в щель сперва бородатая физиономия мужчины, а затем волосатая, мозолистая рабочая рука с фонарем, осветившим то таинственное царство мрака, где несчастная Анастази скрывала свое отчаяние. Свет ложился пятнами то тут, то там между корявыми и частыми стволами старых яблонь и груш, скользил по мокрым от росы и дождя лужайкам, но центром всеобщего внимания был не свет фонаря, а сам фонарь и ярко освещенное им лицо человека, явившегося на помощь пострадавшим. Только одна Анастази всячески старалась укрыться, спрятаться от него, забираясь в самый дальний и самый темный угол беседки, и испытывала болезненное, неприятное чувство от этого вторжения постороннего человека в пределы ее владений.

— Сюда, сюда! — кричал человек с фонарем остававшимся за его спиною людям. — Все ли вы живы? — спрашивал он находившихся в саду.

Алина, продолжая визжать, кинулась к вновь пришедшему, и ее тотчас же подхватили сильные руки и протащили в щель полузаваленной калитки головой вперед на улицу.

— Ну, Анастази, теперь иди ты, — сказал доктор, — теперь твоя очередь.

— Я не могу!.. Нет, нет, я не могу!.. Оставь меня, — простонала госпожа Депрэ.

— Неужели же нам всем из-за тебя тут погибать! — крикнул муж. — Оставаясь неодетым здесь, на таком холоде, можно простудиться и умереть!

— Нет, нет! Иди ты, иди пожалуйста! Уходите все, прошу вас, оставьте меня здесь; мне теперь совершенно тепло, уверяю тебя, Анри!

Но доктор в ответ на это крепко выругался и схватил жену за плечи.

— Постой, — умоляюще крикнула Анастази, — постой, я их надену!

И она опять взяла в руки одолженную ей принадлежность туалета, но отвращение к этого рода одежде взяло в ней верх даже над ее стыдливостью.

— Нет! Никогда! — воскликнула она, содрогаясь, и отбросила их далеко от себя.

Еще минута, и доктор силой поволок ее к калитке. Тут стоял крестьянин с фонарем. Анастази закрыла глаза, и ей казалось, что она умирает.

Она совершенно не помнила, как ее вынесли сквозь щель калитки и как она очутилась по ту сторону стены. Здесь ее тотчас же обступили соседки и завернули ее в большое, теплое одеяло; таким образом, они положили конец ее мучениям и отчаянию.

Для обеих женщин приготовили кровати, а для доктора и Жана-Мари принесли всякого рода платье и приготовили теплый грог. Остаток ночи, пока Анастази дремала, а по временам, пробуждаясь, плакала и чуть не впадала в истерику. Доктор провел в кресле перед камином, услаждая слух внимавших ему с удивлением соседей, которым он подробно разъяснил причины катастрофы.

— Уже многие годы наш дом грозил рухнуть, — уверял он, — и я это знал, один признак за другим указывали на это: то ослабевали скобы, то появлялись трещины в штукатурке, то стены подавались внутрь или выпячивались местами наружу, а в конце концов, всего каких-нибудь три недели тому назад, тяжелая дубовая дверь моего винного погреба вдруг стала плохо, с трудом отворяться, вследствие того что сели и покосились косяки. Да, погреб! — повторил он озабоченно, сокрушенно покачав головой и на минуту призадумавшись над стаканом глинтвейна. — Ведь у меня там были порядочные запасы доброго вина. По счастью, судьба распорядилась так, что «Эрмитажа» там почти не осталось! Я потерял в этой катастрофе всего одну бутылку этого несравненного вина, ту, которую я предназначал к свадьбе Жана-Мари. Ну, что делать, придется позаботиться о новых запасах, это придаст даже новый интерес жизни! Но вот что печально: я человек уже не в молодых годах, мне начинать все снова трудно, а мой громадный научный труд лежит теперь погребенным под развалинами моего скромного жилища. Он останется незаконченным, и мое имя никогда не увидит славы и известности, о которых я робко мечтал в тишине моего уединения! Все это я отлично сознаю и понимаю, и, тем не менее вы видите меня совершенно спокойным, я хотел бы даже сказать, веселым! Да, друзья мои, даже ваш патер не выказал бы большей покорности своей судьбе и большего стоицизма в подобном случае, не правда ли?

Тем временем стало светать, и с первыми лучами рассвета мужчины, теснившиеся до сих пор у камина, вышли на улицу. Ветер стих, но все еще гнал обрывки темных дождевых туч по мутно-серому небу. Воздух был резкий, режущий, точно морозный, и люди, стоя вокруг развалин обрушившегося дома, дули себе в кулаки, чтобы согреться, и кутались в свои одежды, чтобы защитить себя от пронизывающей сырости этого дождливого, пасмурного дня. Дом доктора Депрэ рухнул окончательно: стены обвалились наружу, а крыша ввалилась внутрь. Теперь он представлял собой просто груду мусора, среди которого там и сям торчали, словно шпили или мачты, обломки бревен и балок. Оставив подле развалин человека для охраны имущества, вся честная компания отправилась в гостиницу госпожи Тентальон разговеться и угоститься за счет пострадавшего. Чарочки весело заходили по столу, настроение у всех стало самое добродушное, а к тому времени, когда компания встала наконец из-за стола и собралась расходиться по домам, на дворе пошел снег.