Жан д'Айон - Заговор Важных

— Сударь, у меня важное послание для его высокопреосвященства кардинала Мазарини. Не скажете ли вы, к кому я мог бы обратиться?

Офицер окинул Луи взором одновременно утомленным и признательным. Просьба молодого человека предоставляла ему право под благовидным предлогом покинуть пост. Выпрямившись во весь свой высокий рост, офицер прислонил к стене мушкет и, гордо водрузив левую руку на эфес длинной испанской рапиры с витой гардой из медных полос, торжественно, словно матамор [21] Матамор — персонаж итальянской комедии дель арте, тип хвастливого вояки и неотразимого соблазнителя. на сцене, произнес:

— Я сам доставлю его! — И, повернувшись к мушкетерам, обратился к тому, кто стоял ближе к нему: — Господин де Ла Фер, прошу вас, подмените меня ненадолго. У меня важное поручение к его высокопреосвященству.

Раскатистое «р» свидетельствовало о гасконском происхождении офицера.

Луи удивился, что все решилось так быстро.

— Благодарю вас, сударь, признаться, я не надеялся найти посланца столь скоро, — произнес он, протягивая конверт, и с любопытством спросил: — Не могли бы вы назвать свое имя, сударь?

— Я Шарль де Баац, гасконец, и офицер гвардии, — ответил матамор, одной рукой небрежно подкручивая усы, а другую протягивая за письмом.

Откланявшись, Луи повернул обратно и поехал во дворец Рамбуйе. Особняк располагался на улице Сен-Тома-дю-Лувр, улочке, начинавшейся возле дворца Пале-Кардиналь и упиравшейся в Сену. Самая короткая дорога проходила вдоль реки, и Луи направил туда своего коня. Путь на набережную Лувра лежал мимо старого дворца Бурбон.

Сады Лувра тянулись справа, пока Луи ехал вдоль реки.

В этот час на реке было особенно оживленно: к берегу постоянно причаливали лодки, грузчики разгружали товары, складывали на телеги и тачки и развозили по городским лавкам. Поездка вдоль берега позволяла избежать многолюдной улицы Сент-Оноре, и те, кто спешил, выбирали обходной путь.

Но Луи не спешил. Он направился к башне Буа, примыкавшей к Новым воротам, оставшимся от древней стены времен Филиппа Августа, разрушенной по приказу короля. Там как раз заканчивалась галерея, построенная по приказу Генриха IV и соединившая дворец Тюильри с Лувром, дабы король, не боясь дождя, мог переходить из одного дворца в другой. Со стороны галереи фасад Лувра, украшенный резными фронтонами работы Гужона, [22] Жан Гужон (ок.1510 — ок.1568) — выдающийся архитектор эпохи Возрождения. смотрелся поистине великолепно.

Решив сократить путь на улицу Сен-Тома, Луи воспользовался одной из калиток, каковых в ограде Лувра было несколько, и выехал прямо к дворцу Рамбуйе, рядом с которым высился дворец Шеврез, в настоящее время пустовавший, ибо герцогиня находилась в изгнании, а супруг ее, будучи офицером на службе у короля, проживал в Лувре.

Дочь французского посланника в Риме и итальянской принцессы, Катрин де Вивон, маркиза де Рамбуйе, прибыв во Францию в ранней юности и с ужасом обнаружив, что при дворе Генриха IV царят грубые нравы и нечистоплотность, немедленно решила удалиться от двора и принимать у себя. Для этого она построила дворец, постепенно снискавший славу Двор Двора .

В здании из красного кирпича и белого известняка, названного Дворцом Чародейки , были созданы все возможные удобства, и в частности, с помощью проложенных под землей труб подвели воду и устроили ванные комнаты. И вот уже тридцать лет, как в послеполуденный час маркиза ежедневно принимала в своей Голубой комнате всех знаменитых людей Франции, прославившихся своим происхождением, талантами или добродетелями.

Въехав в широкие ворота, Луи увидел Шавароша, управляющего маркизы, окруженного внимавшими ему слугами. Соскочив с коня и бросив поводья подбежавшему конюху, Луи направился к управляющему и после приветствия сообщил:

— Я прибыл с визитом к маркизе и мадемуазель де Вивон.

Шаварош, неоднократно встречавший Луи в особняке маркизы, почтительно поклонился и сделал знак следовать за ним. Он знал, что в прошлом Луи оказал семейству Рамбуйе поистине неоценимые услуги, и теперь маркиза смотрела на него как на сына. Поднявшись по широкой лестнице на второй этаж и пройдя через анфиладу многочисленных комнат, они вошли в прихожую апартаментов, расположенных в дальнем конце здания. Управляющий распахнул дверь большой парадной комнаты, где доминировал голубой цвет, и Луи, откинув в сторону портьеру (разумеется, тоже голубую), вступил в любимый уголок госпожи де Рамбуйе. И хотя Луи считал себя завсегдатаем дворца Рамбуйе, каждый раз, когда он входил в эту волшебную комнату, он испытывал новые, неведомые ему доселе чувства.

В этот час комната была пуста и тонула в полумраке: занавеси на окнах поднимали только с приходом первых посетителей. Осторожно ступив на покрывавший паркет восточный ковер, в расцветке которого также преобладал голубой цвет, Луи замер, любуясь восхитительным интерьером. Лазурные плафоны и голубые гобеленовые панно с мелкими белыми цветочками поблескивали золотыми вкраплениями, на угловых консолях стояли корзины с огромными букетами цветов, а в центре возвышалась парадная кровать под голубым шелковым покрывалом, расшитым золотыми и серебряными нитями. Кровать окружали стулья с прямыми высокими спинками и табуреты, обитые голубой и малиновой материей. На этажерках с витыми колоннами стояли книги и всевозможные редкости, между оконными проемами висели великолепные венецианские зеркала.

— Пойду доложить о вас маркизе и ее племяннице, — произнес Шаварош, исчезая за портьерой.

Ждал Луи недолго: вскоре, воспользовавшись потайной дверью, ведущей в ее личные апартаменты, в Голубую комнату вошла маркиза.

Катрин де Вивон-Савелли, маркизе де Рамбуйе, которую ее двор прозвал Артенисой, [23] Артениса (Arthenice) — французская анаграмма имени Катрин (Catherine). в тот год исполнилось пятьдесят пять, однако у нее по-прежнему, как и в двадцать лет, были густые темные волосы и великолепный цвет лица. С радостной улыбкой она направилась к Луи, которого уже считала своим сыном. Маркиза была одета в бело-голубое платье из шуршащей тафты, украшенное золотыми пуговицами и модным кружевным воротником, волосы ее были завиты и зачесаны назад.

Почти одновременно с маркизой в комнату вошла Жюли. Ей было около двадцати пяти лет, она очень походила на тетку: те же темные волосы, мягкий и внимательный взгляд, но более порывистые, как это свойственно юности, движения. На ней было платье с прямой тяжелой бархатной юбкой, именуемой «модестой» и скрывавшей две другие — юбку под названием «фрипон», видную при ходьбе, и юбку «секретную», не предназначенную для нескромных взглядов. Разрезная «модеста» из синего, под цвет глаз, бархатного муара удивительно гармонировала с кружевной баской корсажа с глубоким вырезом, подчеркивавшим красоту груди. Волосы, взбитые и завитые в мелкие локоны, мягко обрамляли правильный овал лица, а лоб прикрывала легкая челка.