Жан д'Айон - Заговор Важных

— Нельзя ли мне допросить узника? — обратился он к гражданскому судье.

Мгновение поколебавшись, тот с недовольной миной кивнул в знак согласия. Разумеется, мы только потеряем время, думал он, но, говорят, Луи Фронсак — в милости у Мазарини, а потому лучше с ним не связываться.

Шевалье де Мерси обратился к узнику:

— После ареста вас допрашивал комиссар дю Фонтене?

— Да… сударь.

— Вы знаете, что потом случилось?

По-прежнему дрожа всем телом, узник покачал головой.

— Комиссара убили, — продолжил Луи равнодушным тоном, — и полагаю, те самые люди, что вручили вам фальшивые экю. Если бы монеты валялись на улице, никто не стал бы убивать комиссара. Бабен кое-что обнаружил, а что — мы вскоре узнаем. Вы же стали соучастником преступления, и комиссар убит отчасти по вашей вине. Так что не надейтесь отделаться несколькими годами галер. В лучшем случае вас колесуют или четвертуют на Гревской площади, а в худшем сварят живьем в кипящем масле, как варят фальшивомонетчиков. А раз вы стали виновником гибели королевского офицера, вас не только приговорят к наиболее мучительной казни, но и подвергнут специальному допросу с применением испанского сапога.

— Но… я ни в чем не виноват. — Услышав о грозящих ему мучениях, узник устремил на палача безумный взгляд.

Луи невозмутимо пожал плечами:

— Тем хуже для вас! Кто-то должен ответить за все, и этим человеком, видимо, будете вы… Но если вы нам все расскажете, полагаю, господин Лафема согласится освободить вас после нескольких месяцев заключения…

На лице Лафема промелькнуло изумление, но он сразу понял, куда клонит Луи. Уголовный судья и палач нахмурились, выражая свое неодобрение. Особенно палач, которому платили за каждый допрос, и освобождение узника от пытки означало для него потерю законного гонорара.

Но колебался Хорек недолго: приняв притворно смиренный вид, он начал торг:

— Значит, коли я признаюсь, меня больше не будут пытать, а потом освободят? Вы мне обещаете?

— Я вам обещаю, — скрипучим голосом сурово подтвердил Лафема.

Он торопился покончить с этим делом: сегодня его ожидало еще несколько допросов.

— Дда… я вв… вам верю…

Стуча зубами от холода, подыскивая слова и запинаясь, узник продолжил:

— Я и вправду не нашел этот мешок… Мне его дали… Но я толком не знаю… Раз в месяц меня вызывали… чтобы привезти в Париж телегу, груженную… бочками с вином… и каждый раз мне давали десять экю фальшивых и два настоящих…

— Куда вы доставляли бочки? — спросил Лафема.

— В дом, где находится склад. Могу вам показать.

— А где вы брали груз?

— На Монмартре. Возле трактира… Обычно меня предупреждали накануне. Это вино с местных виноградников, так мне говорили, — извиняющимся тоном произнес он. — Вот и все, больше я ничего не знаю, готов поклясться на Евангелии.

Знаком подозвав Гастона, судью и Луи, Лафема отвел их в сторону.

— Что будем делать? Склад и трактир, без сомнения, всего лишь перевалочные пункты. Так что мы не слишком продвинулись в наших поисках. А вы что по этому поводу думаете?

— У меня есть идея, — объявил Гастон, довольный допросом, ибо наконец-то у него появилась собственная версия. — Но сначала позвольте мне задать ему еще несколько вопросов.

Магистраты вернулись к узнику.

— Когда была последняя поставка? — спросил комиссар.

Узник задумался.

— За три дня до моего ареста… да, именно за три дня.

— Значит, максимум три недели назад?

— Выходит, что так…

— И к вам обращались каждый месяц… следовательно, ближайшая поставка будет через неделю?

— Ну… похоже, да.

Гастон был явно удовлетворен. Поколебавшись мгновение, он продолжил:

— Послушайте, Хорек… я готов освободить тебя… вчистую… но при одном условии. Ты возвращаешься к себе, живешь, как прежде, а если к тебе станут приставать с расспросами, скажешь, что тебя отпустили из-за недостатка улик. А я приставлю к тебе своих людей. Как только тебе сообщат об очередной поставке вина, ты нас предупредишь. А дальше не твоя забота, дальше действуем мы. Только прежде ты нам покажешь трактир и склад. Идет?

— А то нет… А меня точно отпустят?

Конечно же он им не верил.

— Немедленно отпустят. Но если ты попытаешься нас предать, тебя ждет колесо. Не забывай, мы будем за тобой следить.

По-прежнему дрожащий узник усиленно закивал, давая понять, что он согласен. Гастон посмотрел на Лафема, и тот движением руки приказал палачу отвязать мошенника. Все вышли из камеры; узника повели в канцелярию. После соблюдения необходимых формальностей узника обсушат, оденут, посадят в закрытую карету и повезут, куда он укажет, то есть в подозрительный трактир и на склад. Принимая во внимание важность дела, с ним поедут Гастон, Лафема, уголовный судья и секретарь суда. Луи решил, что ему не обязательно сопровождать друга: будничная полицейская работа нисколько не интересовала кавалера ордена Святого Людовика. Гастон заверил его, что как только появятся какие-либо результаты, он непременно сообщит ему о них, и Луи отправился домой.

Через два дня, сырым и холодным полднем, когда, завершив обсуждать с Гофреди положение в Мерси, Луи собирался вместе с бывшим наемником пойти пообедать в ближайший трактир «Толстуха-монахиня», явился Гастон. Он охотно согласился присоединиться к трапезе.

После свирепствовавшего на улице мороза жарко натопленный трактир казался поистине преддверием ада, настолько жарко он был натоплен.

«Толстуха-монахиня» имела превосходную репутацию, и среди ее посетителей числились в основном состоятельные мещане и дворяне, проживавшие в этом квартале. Здесь не было ни нищих, ни бродяг, ни воришек, ни шлюх. Пол в большом чистом зале покрывала свежая солома, которую меняли каждые два дня. В двух больших очагах пылали мелко наколотые поленья.

Перед одним из них железные подставки с крюками поддерживали огромные вертела с нанизанными на них рябчиками, голубями и фазанами. Во втором очаге на крюках висели кастрюльки из красной меди и котелки, а из-под крышек доносились упоительные ароматы.

Когда наши друзья вошли, Луи, несмотря на то, что в зале было полно свободных мест, сразу направился в глубину помещения. Там находилась небольшая комната со столами на четверых. Здесь обычно прислуживала молоденькая и расторопная служанка.

Приятели уселись так, чтобы удобно было наблюдать за посетителями большого зала. Став полицейским, Гастон привык быть начеку.

Они заказали жареных фазанов, вино из Бона и блюдо вареных бобов. По мере того как исчезала еда, под столом вырастала кучка костей и огрызков — в соответствии с обычаями тех времен. Таким образом, несколько забредших в зал собак также сумели пообедать. Когда тарелки почти опустели, а руки были вытерты о камзолы, Гастон, сытый и разомлевший от прекрасного вина и жаркого очага, спросил: