Мартин Стивен - Совесть короля

— Ваше величество, — сказал Грэшем, — таких судей, как сегодня, вы редко увидите вместе. — С этими словами он указал на Эндрюса, Бэкона и Кока. — Святой, грешник и знаток законов. И разумеется, моя скромная персона.

— Ну-ну, — усмехнулся король и сделал знак. В следующее мгновение его рука уже держала золотой кубок с вином. Манион давно ждал сигнала и единственный его понял. — «Моя скромная персона» — это явно не про вас. Святой, грешник, знаток законов и — какое слово вы лично сами предпочли бы, барон Грэнвилл?

— Опасное слово. С моей стороны было бы в высшей степени неразумно произносить его в присутствии короля, который еще совсем недавно усомнился в моей преданности его величеству. Однако если таково ваше желание, я, так и быть, рискну сказать вслух и добавлю это четвертое слово, — сказал Грэшем. — Святой, грешник, знаток законов и счастливчик, которому повезло остаться в живых. Возможно, именно по этой причине здесь сегодня присутствуют и предыдущие двое.

За каминной решеткой трещал огонь. Еще одно полено прогорело, и вверх взметнулся сноп искр.

— Я бы советовал вам проявлять осмотрительность, Грэшем, — произнес король и в упор посмотрел на него. — Согласен, порой счастливчикам везет. Но какова цена, которую они платят за это везение?

— Знаю, — спокойно ответил сэр Генри и после короткой паузы заговорил вновь: — Я презираю сэра Эдварда в той же мере, в какой он презирает меня. И он покривил душой, сказав, что не согласен со мной во всем, кроме одного. Мы с ним, как кровные враги, сходимся в двух мнениях.

— И что же это за второе?

— Это касается вашего первого вопроса. Сэр Томас Овербери. У вас есть тайный совет, ваше величество. В нем заседают лучшие умы этой страны. — «А также Роберт Карр» , — мысленно добавил он про себя. — Скажите, сегодня вечером вы прислушаетесь к совету этих людей, достойных вашего доверия?

— Я выслушаю его, — ответил король.

— Мы согласны в одном, не считая, разумеется, нашей общей преданности вам, ваше величество, — продолжал Грэшем. — Мы считаем, что для тех, кто состоит при вашем дворе, было бы прекрасным опытом послужить какое-то время вашему величеству в других странах. В первую очередь это касается человека по имени Томас Овербери. Нам кажется, он слишком долго засиделся на одном месте. К тому же ему явно недостает дипломатических умений.

При этих его словах Кок негромко фыркнул, Бэкон же ограничился улыбкой, словно его это позабавило.

— Мудрый король наверняка счел бы нужным обучить человека искусству дипломата, а также еще теснее привязать его к себе, ваше величество. Для этого достаточно назначить его послом вашего величества. Послом в другую страну. И чем дальше, тем лучше.

В зале воцарилась тишина, которую, однако, вскоре нарушил смешок.

— Насколько мне помнится, за вами еще одно поручение, барон Грэнвилл. Кажется, я вам дал задание что-то найти?

— О да, ваше величество!

— Вот и найдите, — резко ответил король. — Наградой станет моя щедрость. Будьте моим ястребом, барон Грэнвилл, как Сесил был моей ищейкой.

Король не раз называл в разговорах лорда Солсбери этой кличкой.

— Что касается остального, то я все выслушал. Как король, я попадаю в затруднительное положение даже чаще, чем простые смертные. И все же никогда не поздно прислушаться к добрым советам.

С этими словами Яков встал, а вслед за ним и все остальные.

— Мой святой. — Взгляд короля задержался на Эндрюсе. — Но святость не заработаешь, кроме как вынеся все испытания. Однако, став святым, человек должен отрешиться от политики. Мой грешник? Передо мной их сегодня как минимум четверо. — И он посмотрел на Бэкона. — Грехи можно простить, если своей преданностью человек заслужил подобное прощение. Мой знаток законов? Насколько я понимаю, их сегодня здесь двое. — Яков перевел взгляд на Кока, а потом снова на Бэкона. — А мой счастливчик? — Король посмотрел в глаза Грэшему. — Тех, кто поставил перед собой цель выжить, объединяет некая связь. А еще есть особая связь между теми, кто готов сохранить свою жизнь во что бы то ни стало, и теми, для кого важнее собственная честь и доброе имя. Скажите, Генри Грэшем, барон Грэнвилл, вы бы хотели укрепить эту связь? Лично я в этом сомневаюсь. Ваше стремление выжить неизменно связано со стремлением к независимости. Однако если мой ястреб должен вернуться и снова сесть ко мне на перчатку, он должен знать, что я его хозяин. — Король сделал паузу, а затем добавил, не сводя с сэра Генри пристального взгляда: — Благодарю вас. Думаю, что такая встреча состоится еще раз — встреча моих личных советников. Но это произойдет лишь тогда, когда наше дело будет окончательно завершено.

С этими словами Яков вышел из зала. Страх, охвативший всех присутствующих, нашел свое воплощение в тех глубоких поклонах, которые они отвесили вслед удаляющемуся монарху.

Тем же вечером, несколько часов спустя, Грэшем лежал в постели рядом с Джейн. В доме стояла тишина, огонь в камине давно потух, и лишь одна-единственная свеча отбрасывала слабый свет.

— Значит, письма уничтожены.

Джейн вздохнула, впервые за много месяцев испытав облегчение. Она лежала, положив голову мужу на грудь и обняв его, словно искала в его объятиях защиту от превратностей судьбы. А может, наоборот, пыталась сама защитить Грэшема. Джейн была обнажена, и сэр Генри чувствовал, как ему в бок упираются ее соски — первый признак возбуждения.

— В некотором роде, — ответил он и слегка отодвинулся.

— В некотором роде? Что ты хочешь этим сказать? — удивилась Джейн. В ее голосе прозвучала нескрываемая тревога, сама она заметно напряглась.

— Скажем так, король и два ведущих юриста страны стали свидетелями того, как один из наиболее уважаемых епископов Англии предал их огню, — ответил Грэшем, чувствуя, что надвигается буря.

— И? — спросила Джейн.

— Именно по этой причине встреча надолго затянулась. Мне требовалось время, чтобы все сделать так, как надо. Самое главное, чтобы Яков не сумел внимательно изучить эти письма. Иначе зачем, по-твоему, нам нужно было собираться в профессорской, когда уже стемнело? Кстати, освещение там всегда оставляет желать лучшего.

— Ну и зачем, скажи на милость, тебе понадобилось плохое освещение? — мрачно поинтересовалась Джейн.

— Сожженные письма — не что иное, как хорошая подделка. Непревзойденная подделка, я бы сказал. Думается, король не отличил бы эти бумаги от настоящих даже при самом ярком солнечном свете. Однако я решил, что лишняя осторожность не помешает.

— Но зачем понадобилось сжигать поддельные письма? — Джейн была сбита с толку.

— Затем, чтобы я мог оставить себе оригиналы — на случай, чтобы мне было чем торговаться, если король вдруг задумает свернуть шею своему ястребу. Никогда не знаешь, когда могут пригодиться такие вещи.