Гарри Тертлдав - По воле Посейдона

— Мне пришлось избавиться от вина, которое я выпил. — Менедем попытался разглядеть женщину, но ему не повезло — было слишком темно. Но она точно была ниже его ростом и, судя по голосу, совсем молодая.

— Как насчет того, чтобы по-быстрому развлечься, милая? Хочешь наклониться вперед и прислониться к стене?

Филлис тихо рассмеялась.

— Ты не теряешь времени зря, верно? — спросила она и захихикала снова. — Почему бы и нет? Иди сюда, где потемнее, — да поторопись!

— Я бы последовал за тобой куда угодно, — галантно ответил Менедем.

Филлис повела его в темный угол и наклонилась вперед. Менедем встал сзади и задрал ее хитон, потом вздернул свой. Он вошел в нее сзади, его руки стиснули ее зад. Женщина издала негромкий мяукающий вскрик удовольствия, Это обеспокоило бы Менедема, если бы в андроне не было так шумно — и если бы мгновением позже он не кончил сам.

Филлис быстро оправила одежду.

— Я должна вернуться наверх, — сказала она. — Ты был очень милым.

— Позволь дать тебе полдрахмы, — проговорил Менедем.

Женщина оглянулась на него через плечо, торопясь к лестнице.

— Ты принял меня за одну из домашних рабынь?

Ее смех был еле слышен, но полон веселья. Тряхнув головой, Филлис пояснила:

— Я жена Гилиппа, — после чего поспешила вверх по ступенькам и исчезла.

Менедем уставился ей вслед с открытым ртом, как будто женщина ударила его камнем по голове.

— Боги, — пробормотал он, — и как я только умудряюсь влипать в подобные переделки?

Но ответ на этот вопрос был слишком очевиден… И овладеть Филлис было ужасно приятно. Поэтому Менедем тоже засмеялся, хотя ему было бы вовсе не до смеха, если бы хозяин дома обо всем узнал.

Когда он небрежной походкой вернулся в андрон, Гилипп спросил:

— Что это ты делал там так долго? Дурачился с одной из рабынь?

— Ты угадал, — скромно ответил Менедем.

Не мог же он начать хвастаться перед мужем, из которого только что сделал рогоносца.

Его ответ вызвал одобрительные крики с большинства лож.

Менедем покачал бедрами взад-вперед, что вызвало новую бурю криков.

— Она сказала, что в женских комнатах было слишком жарко, но я позаботился, чтобы внизу ей тоже стало жарко.

— Хитроумный Одиссей, — заметил Гилипп.

«Зато твоя Филлис далеко не Пенелопа», — подумал Менедем.

Он гадал — овладел бы он ею, если бы знал, что эта женщина — жена хозяина. Правда, особо тут размышлять было не о чем. Менедем не был философом, зато он хорошо себя знал. Он не зашел в Галикарнас, потому что в прошлый раз некий тамошний видный торговец чуть не прикончил родосца за то, что он хорошо провел время с его женой.

Раб протянул гостю новую чашу вина.

— Спасибо, — сказал Менедем. — Похоже, мне придется выпить стоя — мое ложе сейчас занято.

Соклей и рыжеволосая кельтская танцовщица оба были крупного сложения и кувыркались по ложу так, что там едва хватало места им двоим, не говоря уж о ком-то третьем. Флейтистки и жонглер занимали других гостей, в то время как вторая танцовщица, потная и несчастная, стояла, прислонившись к стене: кроме Соклея, похоже, варварша-переросток в качестве партнерши по постельным играм никого не привлекала.

К тому времени как Соклей закончил развлекаться, Менедем почти допил вино.

Его восхитила выносливость двоюродного брата. Очевидно, кельтскую танцовщицу она восхитила тоже.

— Я никада не думать найти такого мужчну среди эллины, правда, и никада раньше его не находить! — сказала она на эллинском с музыкальным акцентом.

Соклей начал заливаться румянцем, и вскоре его лицо уже запылало ярче факелов. Обычно столь здравомыслящему юноше сейчас и в голову не пришло, что танцовщица наверняка отпускала такие похвалы всем своим клиентам. Однако Менедем не собирался лишать Соклея иллюзий. Со счастливым человеком легче иметь дело, чем с мрачным.

С улицы донеслись звуки разудалого веселья. Кто-то заколотил в дверь дома Гилиппа, и когда один из рабов ее открыл, еще одна компания симпосиатов запрудила двор, а потом и андрон. Вновь пришедшие, с лентами в волосах, украшенные гирляндами, казались более молодыми, шумными и пьяными, чем гости Гилиппа. С ними пришли еще танцовщицы.

Гилиппу, который к тому времени осушил уже достаточно чаш, было на все плевать.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, трижды добро пожаловать! — закричал он и велел рабам принести еще вина.

На следующее утро Соклей проснулся с головой, которую с радостью обменял бы на что-нибудь маленькое, бесполезное и тихое, хотя наверняка никто не пожелал бы взять его голову в ее теперешнем состоянии. Он смутно вспомнил, как, шатаясь, вслед за парой факельщиков рука об руку с Менедемом шел к дому, который они снимали, — братья хором горланили песни, пытаясь перекричать один другого, и оба поочередно в этом преуспевали.

Потом Соклей вспомнил кельтскую девушку — и головная боль тут же стала поменьше. Может, кельтская девица понравилась ему потому, что дома он спал с рыжеволосой фракийской рабыней. А может, он переспал с ними обеими потому, что его привлекали рыжеволосые женщины.

Соклей засмеялся и, встав с постели, набросил хитон. Ну просто диалог в духе Платона, хоть и повернутый непристойной стороной.

Когда Соклей вышел во двор, Менедем разбрасывал ячмень перед павлинами.

Он выглядел примерно так же, как и Соклей, но все-таки выжал из себя улыбку.

— Радуйся, — приветствовал он двоюродного брата. — Славная была ночка, а?

— Что правда, то правда, — согласился Соклей. — Мне бы не помешало выпить вина… Хорошенько разбавленного водой… Чтобы унять головную боль.

— Я уже выпил, — сказал Менедем. — Помогло… но не особенно.

— От похмелья нет радикального средства.

Соклей пошел на кухню, зачерпнул немного воды из гидрии и налил вина в чашу с водой. Сделав несколько глотков, он вернулся во двор.

— Я тут подумал… Пожалуй, пойдука я отыщу дом Ламахия, узнаю, не захочет ли он купить нашего шелка, чтобы принарядить своих девушек.

Соклей говорил нарочито небрежным тоном, но, видно, недостаточно небрежным. Менедем засмеялся, глядя на него.

— Я знаю, зачем ты хочешь туда пойти. Помимо торговли у тебя есть еще один интерес: ты надеешься снова увидеть кельтскую девицу, которую поимел у Гилиппа… А может, и еще разок с ней развлечься.

— Ну и что с того? — Соклей знал, что говорит смущенным голосом.

Истинный философ должен управлять своим вожделением, не позволяя вожделению управлять им. Но Соклею и вправду очень хотелось снова увидеть эту девушку, и он не возражал бы еще раз разделить с ней постель… Отнюдь не возражал бы.

— Да я ничуть не против, — с энтузиазмом заявил его двоюродный брат.