Алексей Сергеев - Стерегущий

Сергеев в хозяине трюмного отсека Булдакове тоже признал своего знакомца по плаванию на крейсере первого ранга «Память Азова».

— Если это тот самый Булдаков, — задумчиво сказал командир, — из которого мой друг Владимир Дмитриевич Менделеев лет десять назад хотел сделать стоящего человека, рад буду повидаться. В общем, мне кажется, команда собралась приличная. Будем поддерживать с нею дружбу.

— Позвольте доложить, — привстал со своего места старший офицер, — что в отношении Лемешко и минного машиниста Тонкого присланы сомнения со стороны жандармского управления по поводу политической благонадежности. Предложением начальника жандармского управления Квантунской области князя Микеладзе признается необходимым иметь за их поведением неослабное наблюдение. Тонкий взят под подозрение за участие в батумской политической стачке рабочих в феврале тысяча девятьсот второго года, а Лемешко направлен в Квантунский экипаж по личному указанию августейшего генерал-адмирала. Князь Микеладзе обращает внимание, что против Лемешко еще не закончено следствие, начатое в 1901 году по поводу вооруженного сопротивления рабочих Обуховского завода полиции и войскам, в котором Лемешко, по-видимому, принимал участие.

— История матроса второй статьи Лемешко адмиралу Степану Осиповичу известна, — ответил Сергеев. — Командующий флотом не находит в ней ничего предосудительного для Лемешко. Марк Григорьевич — ученик и последователь профессора Менделеева. Что же до Тонкого, то в отношении его тоже одни подозрения… Да ведь сейчас вся Россия взята под подозрение… Не будем говорить об этом. Моряки не жандармы!

В день своего назначения командиром «Стерегущего» лейтенант Сергеев получил рано утром записку от Таисии Петровны. В Порт-Артуре он встречался с ней уже дважды, но обе встречи были очень короткие, и по-настоящему поговорить не удалось. Читая ее дружеское приглашение, Александр Семенович ясно представил себе ее лицо и голос, и почувствовал от этого глубокую, тихую радость. Эта радость усилилась после встречи с Макаровым, не покидала она лейтенанта и в штабе, и в ресторане «Саратов», и даже во время приемки миноносца, где мысли его были поглощены только делом.

Таисия Петровна ждала его с нетерпением, читая книгу и поминутно заглядывая в окно. Как только она увидела колясочку рикши, остановившуюся под электрическим фонарем, сейчас же бросилась открывать дверь.

Лейтенант вошел бледный, усталый, с резко обозначившимися морщинками на лбу и в уголках около глаз, но взгляд его светился удовлетворением. Вечерняя поездка по улицам города отвлекла его от забот и погасила на время тревогу. За месяц военного времени Порт-Артур почти нисколько не изменился. Так же ярко горели на главных улицах фонари, сверкали зазывным светом раскрытые двери кафе и ресторанов, спокойно сияли витрины магазинов, еще звучней и гортаннее разносились в вечернем воздухе голоса китайцев — торговцев сигарами, папиросами, американскими и японскими консервами.

— Как поздно. Я уже стала бояться, что вы совсем не приедете! — воскликнула Таисия Петровна, протягивая гостю руку.

— Занят был, — ответил Сергеев, радостно перехватывая ее пристальный взгляд.

Она была в новой форме сестры милосердия. Белый апостольник скрывал ее волосы и уши, от этого лицо ее стало печальнее и строже и как-то особенно привлекательно. Комната была небольшая, уютная, но довольно холодная. Когда они сели за стол, сервированный для легкого ужина, Сергеев рассказал о своем назначении на «Стерегущий», о встрече с адмиралом Макаровым, о том, как принимал миноносец. Он вспоминал мельчайшие подробности, а Таисия Петровна, то радостно улыбаясь, то озабоченно хмурясь, требовала все новых и новых пояснений. Она хотела ясно представить себе, что изменилось в судьбе Сергеева, какова теперь его роль на корабле, какие опасности могут грозить ему при встрече с японской эскадрой. Александр Семенович, смеясь, уверял, что для страхов пока нет никаких оснований.

Она налила лейтенанту бокал виноградного вина, чокнулась с ним, медленно выпила и выжидательно улыбнулась.

— Экипаж у меня хорош, да и корабль не плохой, — добавил Сергеев.

Он обратил внимание на книгу, оставшуюся на столе, и стал ее машинально перелистывать.

— Начинаете интересоваться военной наукой? — произнес он, быстро пробегая глазами подчеркнутые синим карандашом строчки.

Таисия Петровна задумчиво следила за его лицом. Строгий и ясный профиль его казался молодой женщине воплощением воли и мужества.

— По-моему, о нравственной силе, которая заставляет людей приносить величайшие жертвы во имя победы, сказано верно и хорошо, — произнесла она, чуть-чуть кося глаза в его сторону. — Вы не согласны?

— Напротив, Тася, согласен вполне. Новый командир «Стерегущего» примет это от вас как боевое напутствие, — ответил Сергеев, откладывая книгу.

Серьезно-ласковый тон его голоса и то, что он снова, как при последнем прощании в Петербурге, называл ее Тасей, взволновали Кадникову. Она молча встала, прошлась по комнате, остановилась у окна и отдернула занавеску. Улицы уже погрузились в темноту. За ними, над морем, темнота превращалась в чернильную, мрачную муть, которую изредка прорезали ослепительные лучи прожектора. Ощупывая горизонт, гигантские снопы света медленно двигались из стороны в сторону. Сверкающее око их изредка останавливалось, будто что-то пристально рассматривало. Задержавшись на одном месте несколько мгновений, снопы меняли направление и продолжали по-прежнему важно и степенно бороздить небо и море. Сергеев допил свой бокал и тоже подошел к окну. В глубоком мраке море сливалось с небом. Везде была плотная, беспросветная тьма, в которой настороженному взгляду невольно чудились какие-то неясные, призрачные тени. Хотелось, чтобы прожекторы осветили их, сделали из теней реальность, понимаемую рассудком. Но лучи блуждавших по морю прожекторов становились все более бледными, немощными. Теперь это были уже не огромные снопы, а узенькие язычки света, словно лизавшие рябую поверхность моря. Скоро погасли и они.

— Хорошую вы квартирку выбрали. Далеко видно, — улыбнулся Сергеев.

— Да, когда смотришь отсюда, хочется блуждать по морям, посмотреть все: и Нагасаки, и Гонолулу, и Нью-Йорк, — мечтательно отозвалась Таисия Петровна.

— Только не Нью-Йорк, — возразил лейтенант. — По-моему, это один из скучнейших городов мира, лишенный желания быть красивым.

— Ну, тогда хоть статую Свободы, — полушутливо сказала Кадникова. В глазах лейтенанта блеснули лукавые огоньки.

— Английский острослов Бернард Шоу назвал ее великим покойником, — засмеялся он, отходя от окна к столу. — Давайте лучше помянем ее отсюда и выпьем еще по бокалу.