Сергей Зайцев - Секира и меч

Басил оживился:

– Ты скажи, о чем говорить, и я не смолкну до вечера. Говорливость моя особенная – она дана мне от рождения. Вот ведь как было!… Все младенцы рождаются и кричат: «Уа!… Уа!.». Я же, родившись, вскричал: «Как тут у вас?»

Щелкун засмеялся:

– Трещишь как сорока! За это тебя родичи и били… Васил не обиделся:

– Я знаю, как быть полезным… Я с этими людьми уже неделю иду – от самой Паннонии. И научился понимать их языки.- Вот как! – Глеб удивленно вскинул брови. – О чем же говорят сейчас эти люди?

Васил прислушался к разговорам устало бредущих крестоносцев и сказал:

– Они говорят: «Вот ведь какой дурень этот Ганс! Детей наплодил целый воз, а умом беден! Детям с детства не на кого опереться!»

Волк не поверил:

– Все ты выдумываешь, друг! Разве возможно за неделю узнать чужой язык?

Васил сказал:

– Я очень способный к языкам и вообще ко всяким разговорам… А дети Ганса – вот они сидят, на возу.

Глеб и побратимы посмотрели на чумазых ребятишек. Рядом с детьми сидела на возу худая, очень грустная женщина. Наверное, их мать.

Васил добавил:

– Говорят, троих детей Ганс уже похоронил. Но он особо не печалится. Он даже смеется: утверждает, что останься он дома, то похоронил бы уже всех детей. Смеется и пьет ракию… Я не обижаюсь на него. Всего лишь ухо накрутил!… Но вы опасайтесь: он очень злой и постарается отомстить.

Глеб оглянулся на Ганса. Тот все еще буравил его недобрым взглядом.

Глеб сказал молодому болгарину:

– Ты чудак, Васил! Зачем спрашиваешь нас, где тебе идти? Иди где хочешь. Можешь и возле нас – ты же дорогу не перегородишь… А коль скоро у нас зашел такой разговор, скажи, кто вон тот человек – смуглый, с длинными волосами? Он еще подходил ко мне недавно.

– О, это Гийом! – болгарин так и расплылся в улыбке. – Он кузнец. Его все уважают.

Глеб сказал:

– Это хорошо, что еще есть такие люди, которых уважают. Хотя я уже давно таких не видел.

– Значит, у тебя было много врагов?

Глеб оставил этот вопрос без ответа. Сам спросил:

– За что же все уважают Гийома?

– Он справедлив, – убежденно ответил Васил. – Пожалуй, как ты. Ему доверяют делить добычу. Не раз бывало – из своей доли он давал слабому.

Глеб кивнул:

– Если это правда, то он достойный человек. И я был бы не прочь с таким сблизиться.

Васил обрадовался:

– Если двое достойных пожмут друг другу руки, мир будет крепко стоять.

Волк похвалил болгарина:

– Ты, и правда, умеешь развлечь беседой.

А Васил, все еще обращаясь к Глебу, сказал:

– Гийом к тебе подходил, предлагал подковать коня, а ты отказался. Он, как видно, решил, что ты нелюдимый человек.

– Ты же знаешь теперь, я не понял его слов, – ответил Глеб. – А коня надо подковать. Видишь, страдает конь?

Васил, очень обрадованный, засмеялся:

– Я же говорил, что пригожусь!

Он был очень добрый парень, открытая душа. Говорят, с такими спутниками дорога короче, а ночь светлее. И беда – не беда…

Васил тут же нырнул в толпу крестоносцев и через некоторое время вернулся вместе с кузнецом Гийомом. У того в руках были клещи, большой молоток, подкова, гвозди.

Глеб и Гийом, глядя в глаза друг другу, обменялись рукопожатием; руки о обоих были одинаково крепки и широки. И Глеб, и Гийом были приятно удивлены этим. Не каждый день великан встречает равного!…

Вдвоем они быстро подковали коня. И Гийом опять похлопал Глеба по плечу, что-то сказал.

Васил был рад послужить толмачом:

– Гийом говорит, что ты и твои друзья можете останавливаться у его костра.

Глеб пожал плечами:

– Мы ведь можем разложить и свой костер. Болгарин покачал головой и пояснил:

– Останавливаться у костра Гийома – большая честь. Это здесь всякий знает. Самое разумное – воспользоваться гостеприимством.

Они шли по дороге и разговаривали.

Бывает немало тому примеров, как глупая, злая выходка дурня сплачивает умных людей. Выходит, и дураки миру полезны.

На ночь расположились, не отходя далеко от дороги. Холмы, кое-где покрытые лесом, осветились кострами. Куда хватало глаз – всюду горели костры. Их были сотни. У кого находилось что-нибудь из съестного, готовили ужин, у кого еды не было, забивались спать к кому-нибудь под телегу или ложились прямо под открытым небом. Многие ушли на ночной промысел – грабить ближайшие болгарские деревни.

Глеба удивило, что от некоторых костров послышались песни. На самых разных языках. Грустные или задорные. Эти люди, крестьяне и мастеровые, именуемые крестоносцами, несмотря на тяготы пути, несмотря на болезни, косившие их ряды, и кровавые стычки, уносившие многих и многих, находили время для веселья. Они не сомневались, что лучшее будущее ждет их: плодородная земля, в коей произрастает все, что только посадишь; сказочные сады с невиданными плодами; богатые города, которые станут твоими, когда ты изгонишь из них неверных, а главное – свобода! Твои дети вырастут свободными, не будут гнуть спину на господина. Быть может, сами станут господами…

Об этом пели у костров. Прямо здесь слагали песни.

Возле костра кузнеца Гийома расположились человек десять. С ними Глеб, Волк и Щелкун. В большом котле готовили какое-то варево. Старая женщина помешивала варево ложкой. Этой женщине в подол Щелкун насыпал четыре пригоршни муки. Женщина посмотрела на него удивленно: она давно ничего не делала из муки. Сидящие у костра сразу оживились. Они поняли, что к вареву будет хлеб…

Эти крестьяне были вооружены как попало. Глеб это сразу заметил: дубинки, косы, цепы, молоты, остро заточенные палки; редко у кого – меч. Почти все – без доспехов, без щитов: почти все – пешие.

У костра, показывая на Глеба и побратимов, спрашивали, откуда эти люди.

Гийом отвечал, что из Рутении.

– О! Рутения… Рутения… – кивали крестоносцы головами. – Край земли…

Скоро ароматом лепешек потянуло от костра. Крестьяне с интересом рассматривали Глеба, Волка и Щелкуна:

– Крепкие воины! Ты, Гийом, не отпускай их от себя…

Гийом рассмеялся:

– Такие уходят, не спросясь, а приходят, не ожидая приглашения, – с мечом.

Люди у костра назвали себя. Здесь были: Генрих, Анри, Франсуа, Франц, Огюстен, Поль, Богомил, Карл и еще некоторые, имен которых Глеб не запомнил. Женщину звали Моника. Право, странные имена бывают у людей на свете.

Глеб назвал побратимов:

– Это Волк. А это Щелкун. И Волк показал зубы. Крестьяне сказали:

– С такими зубами зачем ему оружие?

Щелкун пропел соловьем; соловьиная трель сменилась орлиным клекотом; клекот – уханьем филина; потом были еще: чириканье синички, курлыканье журавля, токование глухаря, треск сороки, крик чайки…

Затем Глеб сказал:

– Щелкун известен тем, что съел однажды живую мышь.