Сергей Зайцев - Секира и меч

Наконец Готфрид из Лотарингии перешел на греческий:

– И вот мы здесь, государь! Мы явились по вашему зову. Пустите же нас в город… Мои люди устали – они проделали такой большой путь. Они давно уже мечтают о крыше над головой… о радушном приеме.

Лицо императора было бесстрастно, как маска. По этому лицу, будто отлитому из серебра, невозможно было понять, о чем думает Алексей. Да, император умел владеть собой. Он сказал:

– Я в том не вижу никакой сложности. Так просто: открыть ворота и оказать радушный прием… Но, увы! Мы не можем сейчас поступить так. Мы имеем уже опыт. По прошлому лету многие помнят разнузданных, диких, грубых людей, пьяных и алчущих удовольствий, одновременно именующих себя воинами креста. Мы же не враги нашему народу.

Герцог приложил руку к груди:

– Государь! Осмелюсь поправить вас: вы путаете толпы темных необузданных крестьян с просвещенным благородным рыцарством. Клянусь Христовыми страстями, ничто не случится с городом. Он как стоял, так и будет стоять. Мы мирно расположимся в нем…

Император перебил Готфрида:

– Герцогу нужен Константинополь или Иерусалим?

– Разумеется, Иерусалим…

– В таком случае уже завтра мы можем подать вам галеры и начать переправу. Вам нет необходимости входить в полис…

– Но государь! – слегка повысил голос Готфрид. – Мы не намерены так быстро покидать вас. По нескольким причинам. Во-первых, не все еще воинство собралось. Со мной пришла лишь часть рыцарей. Быть может, половина, а может, всего треть. Этого сейчас никто не знает, кроме Бога. А из людей, возможно, никто и не узнает, как, к примеру, никто не узнает, сколько капель в море… Во-вторых, тяготы пути, лишения, стычки с полудикими племенами утомили моих людей. Им требуется отдых. В-третьих, миссия наша не только в том, чтоб освободить христианские земли от тяжкого ига неверных, но и в том чтоб навести мосты между прекрасной Византией и западным миром, полным благочестивых устремлений. В-четвертых…

– Мы поразмыслим над вашими словами, герцог, – опять перебил Готфрида император. – А пока вам нужно будет подождать в предместьях. Место выберете сами.

– Но мы хотим войти в город.

Тут император кивнул Никифору Вриеннию. Тот сразу заговорил:

– Я думаю, лагерь крестоносцев следует расположить не очень далеко от города, чтобы не было сложностей с доставкой продовольствия. Но не следует и располагать лагерь близко. Надо помнить, что с обеих сторон много молодых горячих воинов, отчаянных голов, которые могут повздорить друг с другом из-за какой-нибудь мелочи. Трудно предположить, к каким последствиям может привести даже мелкая ссора, когда на малом пространстве расположены столь великие войска.

Готфрид спросил императора:

– И все же мы можем надеяться, что по некотором размышлении вы, государь, пустите нас в город?

– Надейтесь, – величественно кивнул император.

– Нам ожидать день? Два?.. Неделю?:.

– Ожидайте…

На этом прием был закончен. Трифон и декархи сопроводили латинян обратно к воротам.

Прошла неделя. К городу продолжали прибывать разрозненные отряды крестоносцев. В предместьях полиса было неспокойно. Латиняне жаловались, что пищу им поставляют скудную и несвежую. Голодные и злые, они грабили села, виллы; рыскали по всей округе. Они нападали на небольшие греческие города, отнимали у жителей хлеб, вино, ткани, деньги, устраивали иудейские погромы. Также умудрялись некоторые крестоносцы проникать и в полис. Стража выдворяла их за пределы города. Неоднократно возникали стычки между крестоносцами и ромеями – так латиняне называли византийцев. Лилась кровь… Город оказался почти что на осадном положении. Сохранялась только видимость добрых отношений между латинянами и греками. Народ в полисе начал роптать.

Император, видя, что крестоносцев становится все больше и что ведут они себя все наглее и разнузданней, пытался уговорить их военачальников начать переправу. Алексей посылал к латинянам высших сановников, которые лестью, посулами, подкупами старались склонить вождей крестоносцев к решению поскорее продолжить поход. Но крестоносцы не поддавались на уговоры. Они уже почти не скрывали алчных взглядов, направленных на красивейший и богатейший город мира.

Жители полиса приходили в ужас, когда видели, как прямо у них на глазах росли полчища рыцарей. Эти полчища можно было сравнить разве что с тучами саранчи, уничтожающей все живое на своем пути. Многие греки и иудеи, боясь за свою жизнь и утратив веру в благополучный исход этого противостояния, готовились бежать из Константинополя…

Готфрид опять явился к императору. И Алексей не мог не принять его, ибо всерьез тревожился за судьбу империи.

Герцог шел по коридорам дворца уверенной походкой, сокровища дворца оглядывал по-хозяйски, на стражу ромейскую глядел дерзко и надменно. Но с императором говорил по-прежнему вежливо:

– Государь! Вы не решились еще пустить нас в город? Вы не сжалились еще над своими христианскими братьями?

Алексей Комнин ответил:

– Даже у такого большого города, как Константинополь, – одного из самых великих городов, – ограничены возможности. Он не сможет вместить такого большого войска.

Готфрид как будто начинал чувствовать свое превосходство:

– Мои люди жалуются. Им не достает пищи, они голодают, их мучит жажда.

Император печально кивнул:

– Мои люди тоже жалуются… Я говорил уже об ограниченных возможностях. Полис не в состоянии прокормить столь огромное войско.

Никифор Вриенний спросил:

– Скажите, герцог, когда вы думаете начать переправу?

– О, если б это зависело только от меня! – Готфрид улыбнулся так, как, наверное, улыбается волк при виде отары овец. – Мы не все еще подтянули силы. И вы должны нас понять: горький опыт учит нас. Разве можно забыть тот урок, что преподали нам турки? Вам известно ли, государь, как неверные поступили с нашими ополченцами?.. Они сложили гору из мертвых тел. Мы не хотим, чтобы такое повторилось. Мы соберем в кулак все силы и тогда ударим…- Вам надо переправляться, – настаивал Никифор Вриенний. – Мы уже сейчас испытываем большие сложности с продовольствием. А когда вас, крестоносцев, станет больше, могут возникнуть… трения… недоразумения…

Готфрид из Лотарингии, как бы обидевшись, поджал губы:

– Можно подумать, вы, христиане, не рады нам, христианам. Мне даже кажется, что вы готовы любой ценой столкнуть нас на тот берег – там ведь ждет нас верная смерть. Мы не готовы еще к долгой изнурительной войне.

Так под разными предлогами герцог отказывался покинуть предместья Константинополя и никакие увещевания не могли его поколебать. Готфрид умел говорить и знал, что хотел сказать. И этими умением и знанием с успехом пользовался. На каждый довод императора он тут же, почти без раздумий выставлял два своих довода.