Трейси Слэттон - Бессмертный

Он, конечно, видел меня насквозь, но мне не хотелось об этом говорить.

— Ты чрезмерно любопытен и расспрашиваешь о вещах, которые тебя не касаются, — сказал я как можно строже.

— Дай-ка посмотреть, — потребовал он и осторожно взял у меня из рук книжку.

Леонардо сел на пол и внимательно пролистал ее, разглядывая каждую гладкую пергаментную страницу, как будто на ней и впрямь было что-то написано или он мог прочитать то, что будет написано в будущем. Хотя если и был человек, способный прочесть книгу будущего, то это был Леонардо.

— Я что-нибудь для тебя нарисую в этой книжке. На первой странице, чтобы тебе захотелось в ней писать.

Он лукаво улыбнулся и достал из кармана огрызок карандаша.

— Не знаю, хорошо ли это, — ответил я, уперев руки в бедра.

Слишком поздно — Леонардо уже взялся за дело. Его рука проворно забегала по странице.

— Ты левша, — заметил я и в ожидании присел на кровать.

— Угу! — хмыкнул он, не поднимая головы.

Некоторое время я просто сидел, наблюдая, как рисует этот мальчик. Стоял ясный теплый июньский денек, за окном щебетала какая-то птичка, и комната вдыхала ароматы полевых цветов. Солнечные лучи, отраженные от мирных холмов и ярких подсолнухов, от скалистой Монте Альбано и струящихся ручьев, мягким, словно благоухающим светом заливали комнату. На какой-то миг я почувствовал, что погружаюсь в покой, растворяюсь в нем без остатка. Мое тело отяжелело, все мысли улеглись и замолкли. И мне вспомнился давно минувший день в Босе на острове Сардиния, когда с письмом от Ребекки Сфорно ко мне пришел Странник. Как и в тот день, дрожащие тени остальной моей жизни растаяли, оставив лишь этот единственный миг. Я ощутил пространство — не пустое, а наполненное чем-то неопределенным, что чувствовало сердце, — между мной и этим одаренным мальчиком, который рисовал в записной книжке, подаренной мне когда-то давно Петраркой. И вот я успокоился и принялся ждать, когда Леонардо закончит рисунок. Наконец он поднял голову.

— Это очень хорошая книжка. Мне тоже такую надо. Ты мне купишь? — спросил он с такой искренней мольбой в глазах, что я ответил «да» прежде, чем обдумал эту просьбу.

Мальчик так и просиял.

— Здорово! Спасибо, учитель Лука. Ты столь же щедр, сколь и красив!

— Ну-ну, — с сомнением пробормотал я.

Я знал, что он подлизывается. Но Леонардо запрокинул голову и засмеялся.

— Нет, правда! — воскликнул он. — Но моя книжка не останется пустой! Я заполню ее магическим письмом. А потом еще одну, и еще, и еще!

— Ну-ну, — повторил я, но с гораздо меньшим сомнением. Запросто можно поверить, что магия — прислужница златовласого Леонардо. А если так, то, может быть, именно ему я смогу наконец доверить воображаемую магию, которая преследовала меня всю жизнь: мою вечную молодость и долголетие. За все годы странствий я встретил только одного человека, который обладал тем же даром: это был Странник. Возможно, какие-то алхимики вроде Гебера и знали секрет долголетия, но никто не признавался в этом, по крайней мере, при мне такого не случалось. А я спрашивал. И у Леонардо я спросил, небрежно, хотя на самом деле вопрос был для меня очень важен:

— А как же ты его сделаешь магическим?

Он вскочил и вручил мне книжку.

— Не знаю. Я буду писать задом наперед или еще как-нибудь иначе.

Он вдруг вытаращил глаза и засмеялся. Я вопросительно посмотрел на него, и он пояснил:

— Ты рассказывал мне, что видел будущее. Иногда я тоже что-то вижу — мельком, словно мгновенно заглядываю вперед сквозь время. Я только что видел людей, которые живут в далеком будущем и пытаются прочитать мой перевернутый почерк. Они будут озадачены и сбиты с толку. Поэтому мое письмо покажется магическим другим людям, но объяснение будет простым и естественным. Магию всегда можно легко объяснить, разве нет?

Я промолчал, разглядывая его рисунок. На нем был привлекательный человек лет двадцати пяти с правильными тонкими чертами, не слишком изящными, но благородными. Было что-то задумчивое и печальное в его взгляде и едва заметной, ироничной и почти горькой усмешке на полных губах.

— Неужели я такой печальный? — тихо спросил я.

— А разве нет? — невинно переспросил он.

— Нет.

— Может, когда-нибудь станешь, — пожал он плечами. — Может, ты не сможешь найти свою великую любовь и будешь сильно опечален! Тогда ты будешь рад, что учил меня, и если не будет любви, то у тебя хотя бы будет моя дружба! Правда?

Я угрюмо посмотрел на него. Он дождался, пока я осторожно положу его листок с набросками в книжку Петрарки, закрою ее, завязав кожаным ремешком, и уберу обратно в сумку. А потом весело спросил:

— Итак, мы наконец едем во Флоренцию? Где я буду сидеть — впереди тебя или сзади?

Собор был достроен. Таким я никогда его не видел. Великолепный красный купол был самым большим во всем христианском мире, он возвышался над городом, покрывая едва ли не все население Тосканы своей тенью. Необязательно подходить к нему близко, как сделали мы: он был виден отовсюду, он возникал над каждой узкой каменной улочкой, неожиданно и властно врываясь в поле зрения, стоило только завернуть за угол или ступить на площадь. За долгое время, что я отсутствовал в моей несравненной родной Флоренции, строительство было закончено, и собор был мне горьким напоминанием о том, сколько всего я упустил. Хотя негодяю Николо Сильвано и не удалось сжечь меня на костре шестьдесят четыре года назад, ему удалось отнять у меня целый человеческий век воспоминаний о моей родине — Флоренции, где самые улицы, казалось, напитали меня небывало долгой молодостью, где церкви и дворцы были моей родней, где я получил крещение от вод реки Арно.

— Его построили круг за кругом, — рассказал Леонардо, прервав мои мысли. — нутренняя конструкция сделана очень изобретательно, так что начало и конец невозможно отделить одно от другого, поэтому давление сил распределяется по кругу и нигде не нарушается. Круги позволяют куполу вознестись на небывалую высоту, о какой до этого собора нельзя было и мечтать!

— Он восьмигранный.

— А внутри сложен кругами, — настаивал Леонардо. — В куполе имеется два внутренних каркаса, которые выполнены в виде серии концентрических колец, которые уменьшаются к вершине. Поэтому капомаэстро [111] Главный мастер (ит.) . Брунеллески [112] Филиппо Брунеллески (1377–1446) — итальянский архитектор раннего Возрождения, один из создателей теории перспективы (возводил постройки на основе точных математических подсчетов). построил его без лесов. Он полагался на силы, которые сходятся у вершины купола, где фонарь своим весом может поглотить внутреннюю силу и перенаправить ее наружу. А еще он использовал древнеримский способ кладки кирпича «в елочку», соединяя каждый новый слой кирпичей с предыдущим таким образом, чтобы конструкция сама себя поддерживала. И вот собор тянется ввысь благодаря целостному замыслу, и Брунеллески был великим гением!