Гарри Тертлдав - Череп грифона

Эта мысль и опечалила, и рассердила его.

Город Дистос, расположенный к югу от Эретрии, лежал не на самом морском берегу, а возле маленького заболоченного озера. Его стены были сложены в форме многоугольника («Как именно называется такой многоугольник, сказал бы Соклей, это он интересуется такого рода вещами», — подумал Менедем) и имели десять или двенадцать башен, чтобы сдерживать врагов. Должно быть, башни не слишком хорошо справлялись со своей работой — хотя брешей в стенах не было, Дистос казался порядком заброшенным и даже более того.

Вскоре на ют пришел Соклей, и Менедем приветствовал его улыбкой.

— Клянусь египетской собакой, я рад твоей компании.

— Да неужели? — Его двоюродный брат, приподняв бровь, положил ладонь на лоб Менедема, как будто проверяя, нет ли у того жара. — Ты хорошо себя чувствуешь?

— Во всяком случае, лучше, чем раньше, — со смехом сказал Менедем. Потом он понизил голос: — Ты и Полемей задаете множество вопросов, но ты задаешь их по-дружески, а он — свирепо.

— И о чем же он тебя спрашивал? — так же тихо поинтересовался Соклей. — Я, кстати, затем и пришел, чтобы это узнать.

Менедем объяснил, и Соклей довольно немелодично присвистнул.

— Разве это не любопытно? Ты понимаешь, что он делает?

— Сует нос куда попало без особых на то причин, — ответил Менедем.

— Сует нос — да, но я думаю, что у Полемея есть на то причины.

Соклей посмотрел вперед, чтобы убедиться, что племянник Антигона не обращает на них внимания.

— Похоже, он пытается выяснить, нет ли у Птолемея офицеров, которых можно будет подкупить.

Свист Менедема был еще более фальшивым, чем свист Соклея.

— Думаю, ты сложил все детали вместе, как паз, соединяющий пару деталей корпуса судна. Именно этим Полемей и занимается, забери меня эринии, если не так! — Менедем снова свистнул. — Он та еще штучка!

— Много есть чудес на свете… — начал Соклей.

— …Человек — их всех чудесней, [5] «Антигона», пер. С. Шервинского и Н. Познякова. — закончил за него Менедем цитату из Софокла и кивнул в знак согласия. — Ни разу еще я не встречал никого, кто так бы рвался вцепиться в кормящую его руку. Ты оказался умнее меня, раз быстро его раскусил.

Менедем с любопытством взглянул на Соклея. Его двоюродный брат обычно не был так проницателен в оценке людей.

— Он похож на ожившего персонажа Фукидида, — сказал Соклей. — У таких людей на уме лишь заговоры и амбиции. Характер обычного парня куда труднее распознать, по крайней мере мне.

«Потому что сам ты — не обычный парень», — подумал Менедем.

Он любил подсмеиваться над братом, но теперь, после того как Соклей разрешил загадку, которая сбила с толку самого Менедема, промолчал. Его братец-философ заслужил передышку… Ненадолго.

Пока «Афродита» шла на юго-восток, пробираясь через Киклады к Косу, Полемей выбрал себе имя — Алким из Эпира.

— Алкимом зовут одного из капитанов наемников, служащих моему дяде, — объяснил он Соклею и Менедему. — Это очень, очень высокий человек.

Теперь Полемей не скрывал своего македонского акцента; на взгляд обычного эллина, это смахивало на речь варвара.

«А он умен», — нехотя признал Соклей.

Может, у них это качество было такой же фамильной чертой, как и высокий рост? Антигон славился своим умом, и его сыновья, Деметрий с Филиппом, тоже были весьма образованными и толковыми. А Полемей был одним из главных военачальников Антигона, пока не надумал пойти против своего дяди. А никто никогда не мог сказать, что Одноглазый Старик терпел около себя дураков.

Но дурак Полемей был или умный, он беспокоил Соклея. Амбиции светились в глазах этого человека, как яркий костер. Сможет ли он утаить свою амбициозность, когда попадет на Кос? Если не сможет, то сколько времени пройдет, прежде чем Птолемей ее заметит? Правитель Египта произвел на Соклея впечатление очень умного человека.

Конечно, воины Полемея последуют за ним на Кос. Сколько у него было людей и сколько людей имеется в распоряжении Птолемея на Косе? Этого Соклей тоже не знал, хотя и мог догадываться, судя по размерам флота Птолемея. Останутся ли все его люди верными ему, или Полемей сможет переманить их у своего почти тезки? Интересный вопрос, без сомнения.

Чтобы не привлекать к своему судну лишнего внимания, Менедем решил вернуться другим путем, не тем, которым пришел в Халкиду. Тогда никто не сможет заметить, сколько дней прошло между двумя его заходами в порт — по пути на запад и по пути на восток, — а следовательно, никто не сможет догадаться, куда именно он плавал. Из Каристоса на южном берегу Эвбеи он повел «Афродиту» прямо через бурный пролив и благодаря быстрому северному бризу добрался к закату до острова Китнос.

Инжирные сады и виноградники оспаривали друг у друга места на песчаных холмах Китноса. Глядя на северо-запад, Соклей видел мыс Сунион — огромную каменистую громаду, отмечающую границу Аттики.

«Сейчас я уже должен был бы показывать череп грифона Теофрасту, — подумал он, — а вместо этого снова плыву по морю. Где справедливость?»

Полемей, его жена и телохранители переночевали на борту торговой галеры. Племянник Антигона воспринял это как должное; он, без сомнения, на стоянках во время военных походов видел и худшие места, где можно было преклонить голову. Но Соклей со своего места на юте мог слышать пронзительные жалобы женщины на другом конце акатоса.

Полемей оказался куда менее властным в общении с женой, чем в общении с родосцами. С тихим смехом — очень тихим, чтобы его не услышал Полемей, — Соклей пробормотал Менедему:

— У каждого героя есть свои слабые места.

Менедем фыркнул от смеха — как показалось Соклею, слишком громко.

— У Агамемнона, повелителя множества людей, слабостью было тщеславие, у Ахиллеса — гнев и пята, — согласился Менедем. — А Большой Аякс сошел с ума. — Он похлопал Соклея по плечу. — Но как же хитроумный Одиссей? Он всегда оказывался прав или настолько близок к истине, что это все равно что быть правым. И он целым и невредимым вернулся домой, хотя большинство других героев погибли.

— И Одиссею тоже пришлось расплачиваться за то, что он был всегда прав, — ответил Соклей, чуть подумав. — Он стал героем в «Илиаде» и «Одиссее», но драматурги считают его хитрецом, слишком умным, умнее, чем это нужно для собственного блага. Никто не любит людей, которые всегда правы.

— Уж кому это лучше знать, как не тебе, верно? — сказал Менедем.

Соклей фыркнул. Стрела попала слишком близко к цели, чтобы это могло ему понравиться. Он давно понял, что большинство людей не любят, когда их поправляют, даже когда они не правы — особенно когда они не правы. И теперь он куда реже указывал другим на ошибки, чем в ранней юности.