Дороти Даннет - Путь Никколо

Ему пришло на ум, что если он намерен приходить сюда чаще, то ему понадобится больше денег. Ему и без того требовались немалые средства, если он намеревался подготовиться к турниру как положено. Да, у него были доспехи и кое-какое оружие. Но нужны будут еще копья, а также запасной щит. И наконец, самое главное — лошади.

Их нужно иметь не меньше двух, крупных, сильных и специально обученных. Один такой жеребец имелся у них на конюшне; он прежде принадлежал отцу Феликса, хотя тот, разумеется, не участвовал ни в каких поединках, а садился в седло лишь для того, чтобы произвести впечатление на горожан, когда приходил его черед быть капитаном стражи на городских стенах. Чтобы купить второго, Феликсу придется влезть в долги. Он уже почти добился согласия от Уоллеса, но многие из его знакомых сами собирались участвовать в турнире. Брейдели и Меттенеи, Брадериксы и Халлевины, и Темсеки. Эта традиция передавалась у них от отца к сыну: принять участие в турнире и попытаться добыть рог или копье, или самого Медведя. В дни былой славы ради этого в Брюгге прибывал даже весь Бургундский двор. Такие люди, как Жак де Лален и Бургундский Бастард.

Феликс ощутил озноб, но героически отказался от очередного предложения выпить. Ему необходима лошадь получше и второй щит. Не может же он сражаться с великими рыцарями, вооруженный как попало? Он с жадностью прислушивался к разговорам о турнирах, впитывая все доступные сведения о том, как и где лучше к ним готовиться. Конечно, ему следовало бы явиться сюда с таким опытным членом братства, как, к примеру, Ансельм Адорне, хотя тот и выговаривал ему, как мальчишке, во время их последней встречи, — в тот раз, когда Клаас опрокинул в воду пушку, нырнул за энненом той девицы и сломал кому-то деревянную ногу.

Он заметил внезапно, как Ян Адорне машет ему из дверей, и решил, что, на худой конец, сойдет и тот. Конечно, в пятнадцать лет Ян еще слишком молод, чтобы участвовать в состязаниях. Но наверняка ему доводилось бывать в Портерслоджи с отцом. Феликс, в свою очередь, указал на бокал, приглашая молодого человека к нему присоединиться. От широкого жеста длинный рукав едва не перевернул кувшин. Он очень тщательно оделся для сегодняшнего дня: рукава, украшенные лентами, подбитый дублет под плащом, который, по словам портного, делал честь его груди. Памятуя о толпе, он предпочел надеть очень высокую шляпу, а не одну из широкополых. Жаль вот только, что ворот так жестко застегнут под подбородком, что почти невозможно взглянуть вниз, и он то и дело рукавами задевает людей, сидящих рядом.

Но Ян почему-то и не думал направляться к нему, а, по-прежнему стоя в дверях, делал какие-то странные жесты. Раздосадованный, Феликс протолкался поближе и понял причину. Их там собралась целая толпа. Бонкль, Серсандерс, Лоренцо Строцци среди прочих. Просто поразительно, как Лоренцо Строцци удается всякий раз ускользать со своего рабочего места. Или, может, колокол звонил на обед? Нет, он ведь уже обедал сегодня. С тех пор прошло немало времени.

Добравшись до двери, Феликс заявил:

— Нет, я к вам не выйду. Я занят. Чего тебе надо?

— Феликс! — только и промолвил Ян. Больше он не сказал ничего, и все остальные тоже не промолвили ни слова. Лица у них были какие-то странные, но, по правде, никто из его приятелей не отличался красотой. Однако сейчас и выражение лиц было каким-то необычным, словно они хотели что-то сообщить ему, и сами толком не знали, не то это отличная шутка, не то катастрофа. На миг он встревожился. Но тут же один из младших прихлебателей, толпившихся позади, прыснул с каким-то странным присвистом, словно кипящий рыбный котел, и согнулся пополам, держась руками за живот. Слюна попала Феликсу на пуговицы, и он с отвращением стряхнул ее.

Ладно, выходит, ничего страшного не произошло, если они так веселятся. Теперь Феликс окончательно уверился, что приятели просто решили над ним пошутить.

— Если вам нечего сказать, я возвращаюсь в зал. Очень глупо с твоей стороны, Ян, приводить такой сброд в клуб, куда ходит твой отец. Всего вам доброго.

Он развернулся, намереваясь уйти, но в этот самый миг один из городских эшевенов, обошедший его приятелей стороной, задержался в дверях, и Феликсу пришлось обождать. Когда дверь открылась вновь, то, к ярости своей, он услышал, как Ян Адорне принялся кричать. Это было невыносимо. Побелев от злости, Феликс обернулся в последний раз и рявкнул приятелям:

— Убирайтесь! Прочь! Все прочь! Я не хочу вас видеть!

— Феликс! — привзвизгнул Ян Адорне. — Клаас-подмастерье женился на твоей матери!

Дверь закрылась, но Феликс этого даже не заметил.

— Что?

Другой мальчишка немедленно повторил то же самое, тщательно выговаривая слова, как школьный учитель.

— Твоя мать вышла замуж за Клааса?

— За Клааса-подмастерье, — подтвердил голосок сзади, И третий:

— У Яна в доме. Сегодня утром.

Так вот она, их шутка Феликс почувствовал, как лицо его наливается кровью. За спиной у его так называемых друзей возчик с широкой ухмылкой остановил лошадь; и двое торговцев, которые, споря о чем-то, проходили мимо, задержались и оглянулись. А позади него дверь клуба распахнулась вновь, но на сей раз так и осталась открытой, и головы всех сидящих внутри обернулись к ним.

Не помня себя от гнева, Феликс двинулся прочь, расталкивая своих мучителей. Лицо его пылало.

— Я вам покажу Клааса и мою мать! — прошипел он. — Я вас научу, как приходить в мой клуб и насмехаться надо мной в присутствии моих друзей. Когда я с вами покончу, вы пожалеете о том, что родились на свет. А моя мать пойдет к твоему отцу Ян Адорне!

Перед таким натиском они поспешно расступились, и теперь стояли на другой стороне узкой улочки, не сводя с него глаз. За спиной у Феликса кто-то из городских богачей поднялся по ступеням клуба вместе со своим спутником и, посмеиваясь, вошел внутрь, но оставил дверь открытой. Спутник же его задержался, придерживая дверь, и вскоре к нему присоединились еще двое.

— Сходи сам и поговори с отцом Яна, — предложил Лоренцо Строцци. — Он скажет тебе. Это правда.

Им и прежде случалось подшучивать друг над другом. Ссориться и мириться из-за пустяков давно вошло в привычку, точно так же, как злиться и испытывать страх. Но все это было только в кругу равных, среди друзей, а не у входа в Портерслоджи. Сейчас же происходящее было столь чудовищно, что сама мысль о том, как он справится с этим, буквально парализовала Феликса, который никогда не отличался особой изобретательностью. При последних словах Лоренцо в желудке его, точно он съел что-то особенно отвратительное, вспыхнула острая боль, подобная молнии в летнюю грозу. Рассудок не ощущал ничего, кроме ярости. Он набросился на приятелей с кулаками, осыпая их бранью.