Дороти Даннет - Путь Никколо

— Верно, — подтвердил Саймон. Его светлые голубые глаза, поблескивавшие на солнце, напомнили Юлиусу о той репутации, которой этот человек пользовался у женщин. Поговаривали, что Кателина ван Борселен отказала ему, и с тех пор он переспал почти со всеми знатными дамами в Брюгге. На вид он был достаточно крепким, так что это вполне могло оказаться правдой, и не стоило сомневаться, что он сумел доставить своим избранницам удовольствие. Юлиус наблюдал за ним, как зачарованный.

— Возможно, это не моя ссора, — продолжил Саймон. — Однако уверяю вас, что это — моя кровь. Капитан Лионетто, вы с капитаном Асторре известные военачальники, чью жизнь высоко ценят власть имущие. Как сможет Брюгге оправдаться, если мир потеряет таких людей в пустой сваре? Это я бросил кубок за борт. И не кто иной, как этот деревенский увалень разбил его. Так почему бы мне не выступить бойцом с нашей стороны? А этот юнец пусть защищает капитана Асторре. К тому же честь требует, чтобы я проучил его.

Помолчав немного, он огляделся по сторонам с ядовитой улыбкой на устах.

— А если вы думаете, что нам с ним драться недостойно, из-за того что я более опытный боец, то уверяю вас, что не стану поднимать на подмастерья рыцарский клинок. Он может выбирать то, к чему привык. Палку, дубину, весло… Я готов сразиться с ним любым оружием.

Послышались одобрительные возгласы. Асторре заметил:

— А что, справедливо, ведь у шотландца дырка в боку. Это возмутило Юлиуса.

— Да там нет ничего, взгляни. Даже кровь не идет. Асторре, Клаас не умеет драться.

— Драться все умеют, — раздраженно возразил капитан. — Он вдвое крупнее этого красавчика, и моложе. К тому же это он уронил мой кубок.

Так что от Асторре помощи ожидать не приходилось, а больше некому было остановить это безумие. Знатные господа и старшие офицеры корабля благоразумно удалились с палубы; лучники не получали никаких приказов и проявляли к происходящему лишь обычное любопытство случайных зевак. Не осталось также никого из городских чиновников, которые могли бы предотвратить несправедливость. Так что лишь Юлиус с Феликсом пытались разубедить Асторре и Лионетто принимать участие в этом поединке.

Что касается Лионетто и Асторре, то, будучи профессиональными наемниками, они ничего не имели против того, чтобы прикончить, изувечить или каким-то иным способом извести своего соперника, но только не в драке один на один, как какие-нибудь школяры.

Это сделало бы их всеобщим посмешищем. Есть и иные, куда более взрослые способы достичь цели.

Поэтому каждый из них был рад усесться на место, в окружении своих сторонников, покуда пространство между ними спешно освобождали от мешков и ящиков, а кто-то, отыскав два сломанных весла, выравнивал их по длине, чтобы они могли исполнить роль дубинок в поединке на пикардийский манер.

Конечно, такая драка не стоила пари, но все же годилась, чтобы поразвлечься, как привыкли это делать наемники в лагере. Лионетто было наплевать на шотландца, которого он считал расфуфыренным глупцом, особенно в такие минуты, как сейчас, когда раздевшийся до чулок, дублета и тонкой рубахи боец, даже в глазах самого Лионетто, выглядел куда привлекательнее капитана наемников.

Тем не менее, вне всяких сомнений, боец Лионетто выглядел куда лучше, чем тот, кто должен был драться вместо этой свиньи Асторре, — перепачканный в краске босоногий ремесленник. Да этот парень похож на филина на дереве, под которым собралось пятеро стрелков из лука!.. Кто-то завопил: «Вперед!», и они начали без всяких церемоний. Их дубинки были шести футов в длину, довольно тяжелые. Шотландец снисходительно усмехался, и не без причины. Хотя он не имел преимущества в росте или весе, да и сложения был куда более изящного, но на его стороне были долгие годы тренировок и умения, которых не доставало подмастерью. Точно так же, как тогда, на канале, один держался как вельможа, другой — как деревенщина. Клаас только успевал повести широкими плечами и сделать замах, как соперник успевал пробить оборону, чтобы пырнуть его в бедро или с силой обрушить тяжелый шест на плечо или на локоть.

Именно таковы были первые цели Саймона лишить Клааса возможности держать и направлять оружие. Так что он бил и бил по рукам и по посиневшим от краски мозолистым пальцам, сжимавшим шест.

Милорд Саймон, прекрасно питавшийся, никогда не прекращавший тренировок, был в великолепной форме, как молодой лев. Мышцы на его плечах и на спине бугрились под тонким полотном. Свободно закатанные рукава обнажали мощные руки фехтовальщика, а тонкие чулки обтягивали крепкие бедра и икры классических очертаний. Кожаные подошвы чулок давали возможность не поскальзываться даже на неровных булыжниках и выполнять любые фехтовальные приемы, заканчивавшиеся каждый раз точным ударом по чувствительным местам противника; но никогда — настолько сильным, чтобы выбить шест у того из рук.

Он намеренно тянул время. Для Юлиуса, который немного владел мечом, болезненно очевидным был тот факт, что любой удар подмастерья его враг предугадывает с легкостью. Небрежно, снисходительно улыбаясь и отпуская ехидные реплики, Саймон опытным взором наблюдал за юнцом, отмечая малейшие изменения в дыхании Клааса, в том, как он держит ноги, плечи, подмечая малейшее движение его ресниц.

Затем Клаас делал выпад или наносил удар с размаху, и Саймон с легкостью отражал их все, после чего его шест наносил очередную рану. По суставам, по костяшкам пальцев, один раз прямо в грудь, так, что у подмастерья перехватило дыхание. Один раз — наискось по голове, так что Клаас даже зашатался, и лишь благодаря какому-то животному инстинкту успел вовремя уклониться от повторного удара, который наверняка свалил бы его с ног.

Голова у него была крепкая, это уж точно. Когда он выпрямился, то вновь вполне пришел в себя, и на сей раз было видно, что он кое-чему научился. Теперь он не махал своей палкой беспорядочно, и не пытался вертеться ужом, а наблюдал за противником, тщась угадать направление следующего удара.

Пару раз ему повезло. Дважды Саймон проявил небрежность, и тяжелый шест Клааса нанес удар: в плечо и по запястью, так что вельможа отскочил с шипением, и вернулся в круг, лишь когда вновь смог держать оружие в руках.

Человек более опытный не дал бы ему времени прийти в себя, но у Клааса не было для этого ни сил, ни умения. Драгоценные секунды он потратил на то, чтобы встряхнуться, и Юлиусу показалось, будто он осматривает собственное тело и все мышцы, подобно полководцу, проводящему смотр войск, прежде чем призвать их под свои знамена. Тем не менее, все это время он пристально наблюдал за Саймоном, и когда шотландец начал очередной бросок, впервые за все время Клаас успел опередить его, и дубинки с треском столкнулись, опустились, а затем расцепились.