Дороти Даннет - Путь Никколо

Разумеется, монна Джованна до сих пор сохранила свои рыжие волосы, но мессер ван Эйк был мертв, а мессер Арнольфини, судя по виду, мертв наполовину. Прежним осталось лишь зеркало на дальней стене, хотя эмаль оправы явно успели подновить; а также шестилапый посеребренный канделябр над головой, в котором ярко горели свечи.

Мессер Арнольфини и его родичи в Брюгге, Лондоне и Лукке славились изящными манерами. От простого торговца шелком он прошел путь до одного из финансовых агентов герцога Филиппа У него была франшиза на пятнадцать тысяч франков ежегодно с герцогского налога на все товары (к примеру, на английскую шерсть), отправляющегося в Кале и обратно через Гравелин. Он покупал ткани для гардероба французского дофина и одалживал дофину деньги.

— Это был нечастный случай, монсеньер, — коротко ответил Клаас. — Вы хотели узнать новости из Милана.

На умном бледном лице появилась улыбка.

— Новости я знаю из писем, которые ты привез. Нет, я хотел, чтобы мессер Эдвард познакомился с тобой. И у меня для тебя есть распоряжения. Те письма, что ты привез из Италии для монсеньера дофина, должны быть переданы мне.

В этих нескольких фразах содержались четыре важных новости, и начать можно было с любой из них. Но первый шаг был очевиден.

— С удовольствием, монсеньер, — отозвался Клаас. — У монсеньера есть письменное подтверждение?

Оно у него было.

— А доспехи, монсеньер, — осведомился Клаас.

— Доспехи?

Перегнувшись через стол, негоциант пальцем указал на табурет по другую сторону. Клаас уселся.

— Доспехи милорда дофина Прошлогодний подарок от вельможного герцога Миланского. Посланец милорда дофина повез их на север осенью, но был вынужден оставить в Женеве, у ростовщика, чтобы оплатить себе дорогу домой.

— И? — полюбопытствовал мессер Арнольфини.

Оба гостя его внимательно изучали потолочные балки.

— Поскольку у меня с собой было золото, — заявил Клаас, — то я их выкупил. Они лежат в сохранности в особняке де Шаретти вместе с письмами герцога, адресованными дофину. Все это я готов вручить вам немедленно.

— Ты выкупил их на собственные деньги? — изумился Арнольфини.

— Разумеется. По совету месье Гастона дю Лиона, который прибыл в Милан на турнир.

Молчание затягивалось.

Наконец, мессер Арнольфини поинтересовался:

— А что, друг мой Никколо, у тебя имеется и закладной билет?

Разумеется. Он принес его с собой.

— Тогда, — промолвил мессер Арнольфини, — позволь мне, когда ты доставишь мне эти доспехи, возместить все расходы от имени el mio Morisignore el Delphino . А теперь не расскажешь ли нам о тех новостях, которые узнал по дороге? К примеру, о епископе Тернийском, его светлости Франческо Коппини?

— Достойнейший прелат, — кивнул Клаас, — которому доверили собирать деньги для крестового похода его святейшества папы. Во Фландрии, разумеется. Его святейшество уже заявил, что потерял всякую надежду получить помощь из Англии, где свирепствует гражданская война, или из Шотландии, расположенной слишком далеко за пределами Океана. Тем не менее, он уповает на то, что епископ Коппини сумеет добраться и туда тоже.

— Куда именно? — уточнил глава английских негоциантов на превосходном фламандском, как и следовало ожидать от выходца из занятого фламандцами Норфолка, который пятнадцать лет прожил в Брюгге. Клаас, как и все прочие, знал об их давней дружбе с Адорне, а также с книготорговцем Колардом.

Клаас покосился на англичанина.

— Полагаю, епископ Коппини отправится в Англию, мейстер Уиллем. Чтобы помирить короля Генриха с его родичами Йорками. Или, может, в Кале, чтобы помирить сына герцога Йоркского с королем Генрихом. Не могу знать наверняка, ведь мы не общались лично с епископом. Зато в Вигевано провели немало времени с его капелланом.

— Ясно, — отозвался мессер Арнольфини. — И что же, епископ питает надежду положить конец междоусобицам в Англии и отправить бравых английских солдат в поход против язычников?

Улыбаться было по-прежнему больно, так что он воздержался.

— Я так понял, монсеньер, что капеллан епископа полон веры в своего господина. Несомненно, он способен утихомирить враждующие стороны. И послать армию в бой. Но вот против кого…

— Да? — не удержался англичанин.

— Против кого, монсеньер, — продолжил Клаас огорченно, — увы, но я так и не сумел понять.

Они поняли, — ибо он хотел дать им это понять, — все, что требовалось; ибо эти трое отнюдь не поддерживали короля Генриха, но стояли на стороне Йорков, а стало быть, и французского дофина, герцога Миланского и неапольского короля Ферранте. Того самого, за которого вскорости будет сражаться Асторре со своим отрядом.

Клаасу потребовалось немалая ловкость, чтобы отсюда перевести разговор на собственный интерес к оружию, но в этом он преуспел. Он смиренно принял все те советы, коими сочли возможным вознаградить его собеседники. Затем беседа коснулась городской лотереи, которая не столь давно принесла выигрыш вдове мейстера ван Эйка и одному из друзей английского торговца.

— Надеюсь, друг мой, ты не забыл купить билет, — сказал ему Адорне. — Кто знает, что ты можешь выиграть?

Билет он еще не купил, но теперь сделает это непременно.

— Пойдем. Но сперва прогуляемся немного и заберем домой моих шумных отпрысков, — предложил дядя Серсандерса. — Надеюсь, однако, что ты не забудешь доставить письма и доспехи мессеру Арнольфини.

Разумеется, он не забудет. Гости поднялись и двинулись к выходу. Клаас ничуть не удивился, когда вслед за этим они вдвоем с Адорне по залитым полуденным солнцем улицам направились ко внутренней гавани.

— Ты привез мне письма от моих родичей из Генуи, — промолвил Адорне. — Есть ли еще какие-нибудь новости?

Гора тюков встретилась им на пути, и они обошли ее с разных сторон. Затем встретились вновь.

— Что я могу сказать вам, монсеньер? Ваш родич Проспер Адорно станет новым дожем, когда король Франции утратит власть в Генуе. Но кто знает, когда это произойдет? У мессера Проспера много друзей, однако они пока не желают, чтобы их имена называли вслух.

— Главное, чтобы они остались друзьями, — ответил на это Адорне. — Ты знаешь, многие генуэзские дожи вышли из нашей семьи. Благодаря своим левантийским факториям, они никогда не нуждались в деньгах, но приход турков все изменил.

— Утрата Фокеи, — кивнул Клаас. — Я слышал, в Милане многие говорили об этом. По-моему, это просто позор, мейстер Ансельм, что теперь все права получила Венеция. Разумеется, Аччайоли так не считают. Мессер Проспер де Камулио — превосходный человек, он только и ждет, чтобы ему предоставили возможность проявить себя. И, разумеется, Брюгге также страдает. И компания Шаретти в числе прочих.