Ганс-Йозеф Ортайль - Ночь Дон Жуана

— И что? Вы соглашались, если вас просила об этом ваша сестра?

— Ну конечно! Я почти никогда не мог ей отказать. Для нее я готов был работать не покладая рук. Это разные вещи: трудиться для нее и трудиться для отца. Вы меня понимаете?

— Да, я очень хорошо вас понимаю. Настолько хорошо, что теперь мне кажется, будто вы ждали меня здесь.

— Да, так оно и есть. Я ждал вас здесь, именно здесь.

— Чтобы я вас забрала?

— Чтобы вы меня забрали.

— Значит, вы пойдете со мной?

— Пойду, сейчас же.

— А куда мы пойдем?

— Сначала во дворец к синьору Джакомо, а потом вы поедете со мной за город.

— В загородный домик?

— В загородный домик.

— Где вы напишете увертюру?

— Где я буду трудиться. Для вас.

Моцарт встал и направился к хозяину, чтобы рас платиться. Он провел рукой по лицу, словно хотел смахнуть усталость. У двери маэстро обернулся и помахал ей рукой. Анна Мария поднялась. Ей казалось, что она спит и видит сон. Оглядевшись еще раз, как будто желая навсегда сохранить этот трактир в памяти, графиня за метила три листочка, которые остались лежать на столе. Моцарт забыл их. Забыл даже эти листочки! Анна Мария подошла к столу, забрала их, и они с Моцартом отправились во дворец.

Вечером, когда они втроем приехали в Смихов, в загородный домик Душеков, их встретила гостеприимная Йозефа. Она проводила Анну Марию и Моцарта наверх, в зал, выходящий окнами в сад. А Казанове незаметно сделала знак, чтобы тот подождал ее внизу, возле большой парадной лестницы. Затем Йозефа дала слугам необходимые указания, позаботилась о том, чтобы все чувствовали себя как дома, заглянула ненадолго в кухню и наконец снова вышла.

Казанова прогуливался по узкой тропинке, которая поднималась вверх по холму. Он окликнул Йозефу, заметив, что она его не видит. Йозефа помахала рукой и поспешила за ним.

— Джакомо, вы немедленно должны рассказать мне, что произошло! Я с самого утра не нахожу себе места, потому что сегодня у нас в имении были люди Бондини. Представьте себе, они искали здесь Моцарта! Подумали, что после репетиции он мог поехать сюда. И были просто в ужасе, когда узнали, что и у нас его нет. Мы ничего не сказали Констанции. К счастью, она как раз спала, и вся эта суматоха обошла ее стороной. Люди Бондини уехали обратно в город, правда, оставили здесь целый отряд музыкантов, которые сидят сейчас без дела внизу, возле кухни, и злятся. Они все время повторяют, что уже ничего не успеть, что все пропало. Что господин Моцарт, видимо, принимает их за дураков. Позже к ним пошла Констанция и попробовала успокоить. Попросила их набраться терпения. Она выпила с ними вина, немного пошутила и объяснила, что ей самой приходится быть очень терпеливой, чтобы жить с этим человеком. Вот уже несколько часов они сидят там внизу. Мы больше не давали им вина, а угощали кофе, пирожными и чаем, но надолго они не задержатся. Я только что спросила Моцарта об увертюре, и как вы думаете, что он мне ответил?

— Что она должна родиться.

— Что она должна родиться… именно. Помилуйте, неужто он хочет погубить всех нас? Он хочет, чтобы на нас показывали пальцем? Он не может больше откладывать премьеру оперы. Ее откладывали уже два раза. Хватит! Завтра Бондини выпустит ее на сцену, с увертюрой или без нее!

— Успокойтесь, дорогая Йозефа. Последуйте моему примеру. Я ведь тоже провел сегодня полдня, пребывая в сильном волнении. Вы не представляете, сколько было потрачено сил, чтобы завершить произведение, довести его до совершенства! И тут такое! Моцарт исчезает, не прощаясь, без лишних слов. А мы остаемся ни с чем!

— Да что же с ним происходит? И кто его нашел?

Нужно ли говорить ей об этом? Нужно ли рассказывать Йозефе об Анне Марии? Возможно, это спровоцирует приступ ревности. А что, если и так? Он, Джакомо Казанова, сделал все, что от него требовалось. На большее он не способен. Почему он должен теперь, после завершения работы, беспокоиться о чувствах Йозефы или о халатности Моцарта? Теперь не имело смысла утаивать что-либо, в этом не было для него никакой выгоды. Нет, все это уже в прошлом.

— Анна Мария. Его нашла молодая графиня.

— Анна Мария?! Этого не может быть! Почему именно она его нашла? Все это время она провела наверху, в монастыре, и ничего о нем не знала.

— Дорогая Йозефа, мы все ошибались, когда так полагали. После бала, который я дал в честь Моцарта, они вместе куда-то исчезли. Это все, что мы знали до сих пор. Но на самом деле — впрочем, Анна Мария открыла мне правду только что, во дворце, с глазу на глаз — они часто тайком встречались в одном трактирчике на Влтаве.

— Джакомо! Они встречались тайком?

— Тайком, и не раз.

— Моцарт оставлял Констанцию в гостинице или здесь, за городом, а в это время встречался с этой юной красоткой?

— Именно так.

— О, это жестоко! Я думала, что хорошо знаю этого человека, а оказывается, я ничего, абсолютно ничего о нем не знала. На самом деле Моцарт очень скрытный человек. Но скажите, как они познакомились? Где они встретились впервые?

— Вы требуете от меня слишком многого, Йозефа. За такое короткое время я не мог разузнать всех подробностей. Просто Анна Мария поделилась со мной этой тайной. Моцарт, видимо, не должен об этом узнать.

— Конечно, она это скрывает, она гордится этой историей, празднует свою победу! Это я пригласила Моцарта в Прагу. По моему поручению для него обустроили беседки и загородный домик. И вместо того чтобы отдыхать там со мной и моими друзьями, он сидит в трактире на Влтаве и воркует с этой малышкой.

— Она уже совсем не малышка, Йозефа.

— Да ладно вам, она наивна. Краснеет, если кто-то дотронется до ее платья. Ее место в монастыре. В этом ее старик-отец был, видимо, прав.

— Я не был бы так уверен, дорогая Йозефа. Но прежде всего мы не должны ничего говорить об этой истории Констанции. Мы с Анной Марией приехали сюда, потому что этого очень хотела Констанция. Ей нужна компания, не так ли? В любом случае, так утверждал Моцарт.

— Неужели утверждал? Хоть на этот раз он сказал правду. Но впредь я не буду ему верить.

— Йозефа, посмотрите на все это с другой стороны. Он встретил Анну Марию, я полагаю, случайно. Анна Мария — не певица, она почти ничего не смыслит в опере. Она единственная из всех нас, кто мало что понимает в музыке и ничего не знает о постановке. В ее присутствии Моцарт, наверное, чувствовал себя спокойно. Может быть, она просто оставила его в покое с этой оперой, с музыкой, со всем этим. Это ему понравилось, это не могло ему не понравиться. И кроме того, она красива. Вы должны признать, что юная графиня — настоящая красавица.

— Прошу вас, Джакомо, приберегите эти пышные речи для кого-нибудь другого. Это лишнее. Я попытаюсь принять Моцарта таким, каким вы его описываете. Лучше объясните мне, о чем же они разговаривали друг с другом? Неужели вы думаете, что они обсуждали пражскую погоду?