Станислав Пономарев - Быль о полях бранных

— Здесь, кроме самого султана и его начальника стражи Саллах-Олыба, никому нельзя верить. Но самого Саллах-Олыба отравили, а султан Али-ан-Насир пирует, и к нему не добраться. Что могу сделать я, слабый старик? Разве я в силах противостоять убийцам, если они придут сюда? А они могут прийти сегодня ночью.

— Скажи, мудрый целитель ран, есть ли среди тургаудов дворца кто-нибудь новый, только что возвышенный самим султаном за доблесть? — спросил Араб-Шах.

— Я не знаю их имен. Но один столь хитрый, что султан назначил его десятником личной стражи. А другой могуч телом и простодушен.

— Хитрого нам не надо, — решил хан. — Хитрый будет искать свою выгоду. Найди того, сильного телом и простого душой.

— Хорошо.

— Меня надо перенести вон туда, за занавеску. А на это место чучело положи. И еще, принеси мне меч и пяток ханджаров [49] Ханджáр —кинжал. . В занавеси широкую щель оставь, чтоб я мог все видеть и защищаться.

— Зачем тебе оружие? Что ты можешь сделать с такой раной? Ты очень слаб, хан.

— Рана в левом боку. Правая рука чувствует силу и сделает нужное дело. А сила моя быстро вернется, если ты принесешь чего-нибудь попить и поесть.

— Да-да. Я сейчас...

— Но сначала приведи ко мне того пехлевана. Но только... — Хан выразительно посмотрел в глаза лекаря.

— Понял. Этот пехлеван придет якобы для того, чтобы скатать этот большой ковер для чистки.

— Ты умный старик...

Ялым-бинбаши, оставшийся во дворце начальником стражи вместо Саллах-Олыба, все рассчитал верно. За полночь, когда пропели первые петухи, он повел сменный караул на посты. Около заветной двери тысячник поставил трех злоумышленников.

— Внутри у Анвар-табиба свой телохранитель теперь есть, — шепнул он убийцам. — Нашего человека мне там поставить не удалось, а этот меня не послушается, если я вызову его сюда. Но впустить впустит. Я усыплю бдительность дурака Маруллы-батыра и прикончу его. Тогда вы ворветесь в покои и быстро перебьете всех. Но главное... — Ялым погрозил пальцем, — вы должны заколоть раненого. За это вам будет главная награда.

Злоумышленники беззвучно обнажили зубы в ответ.

Бинбаши спрятал в рукав короткий кинжал и открыл заветную дверь.

— Стой! Зарублю! — раздалось из полумрака.

— Это я — Ялым-бей.

— Входи!

Начальник охраны вошел, быстро оглядел тускло освещенное помещение.

— А где Анвар-табиб? — спросил тысячник.

— Спит. Зачем он тебе?

— Брат заболел, — соврал Ялым. — Объелся, наверное. Хочу у Анвар-табиба лекарство взять. — И шагнул к великану.

Бросок злоумышленника был стремителен. Сверкнула булатная сталь. Но... Марулла-батыр увальнем был только с виду. Бинбаши понял это, когда хрустнула кость его руки, а сам он взметнулся высоко в воздух и даже при своей изумительной ловкости не смог при падении встать на ноги. От удара головой о каменный пол тысячник потерял сознание.

Услыхав шум, трое вломились в комнату, полагая найти охранника убитым.

Первого могучим ударом меча Марулла-батыр развалил пополам.

Другой, тоже человек высокого роста и исполинской силы, отразил меч батыра и вступил с ним в поединок.

Третий ринулся к ложу и дважды опустил острие меча во что-то мягкое. Он поднял оружие в третий раз и вдруг, захрипев, повалился навзничь: в спине его торчала рукоять кинжала.

Марулла никак не мог справиться с ловким и сильным противником. Но и тот не мог отступить: батыр заслонил ему дверь.

Араб-Шах не решался метнуть второй кинжал, боясь поразить своего защитника.

— Марулла, зови подмогу! — хрипел раненый хан.

Но батыр молчал, ибо никого и никогда в жизни не звал на помощь и вообще он был молчун: больше действовал, чем говорил.

Голос подал очнувшийся от внезапного нападения Анвар-табиб, который стоял за занавеской возле раненого.

— Ой-е-е!!! Турга-а-а-уды-и-и! — возопил старик таким дискантом, что его, наверное, услышали во всех уголках огромного царского дворца. — Ой-е-е-е!!! Кува-арза-а-а! Сюда-а-а-а!

Марулла наконец ранил своего противника. Тот шагнул в сторону и тут же рухнул, сраженный прилетевшим кинжалом в шею: могучая рука Араб-Шаха не промахнулась и на сей раз!

Послышался грохот бегущих ног и звон оружия. Дверь широко распахнулась.

— Стой! Зар-рублю! — преградил путь тургаудам несокрушимый Марулла-батыр.

— Это я — Куварза-онбаши [50] Онбаши — десятник в войске ордынцев. .

— Проходи! Но только один. Иначе зарублю!

Куварза вошел, окинул поле брани быстрыми глазами, подошел к поверженным.

— Эта рожа мне незнакома, — сказал десятник, взглянув в лицо разрубленного пополам злоумышленника.

— Этого тоже не знаю, — перевернул он на спину самого стойкого из противников Ма-руллы-батыра.

— И этот не из дворцовой стражи, — посмотрел Куварза на свалившегося около ложа убийцу.

— А это кто? — подошел он к последнему. — А-а, что-о-о?! — отшатнулся десятник. — Бинбаши Ялым-бей?! Кто его так? Он что, убит?

— Не знаю, — ответил невозмутимый Марулла. — Я просто бросил его на пол. Дай-ка голову ему срублю, изменнику султана, — шагнул вперед батыр.

— Стой! Стой! Султану не мертвец нужен, а живой язык изменника, — встал на его пути Куварза-онбаши.

— Ха? — усомнился Марулла. — Мне кажется, голова его, как орех, раскололась. От такого падения жив не будешь.

Куварза склонился над своим начальником, приложил ухо к груди, прислушался. Но сказать ничего не успел.

— Внимание и повиновение! — раздалось снаружи, и в комнату вошел мурза Бахар. — Что здесь случилось?! — резко спросил сановник.

— Убийцы зарезали Араб-Шаха, — не дал никому раскрыть рта Анвар-табиб. — О-о-о! Горе мне! — запричитал он. — Что теперь повелит мой властелин Али-ан-Насир?!

Бахар хотел подойти к ложу, но Марулла-батыр заступил ему дорогу.

— Прочь, презренный! — возмутился мурза. — Эй, тургауды!

— Стой, Бахар! — встал рядом с батыром старый лекарь. — Тут распоряжается только Великий Хан Али-ан-Насир!

Сановник чуть было не лопнул от злости. Он постоял, сопя, и ушел, бросив на ходу:

— Хорошо, я позову Ослепительного.

Сам того не ведая, Бахар-мурза избежал смерти. Еще мгновение, и разящий кинжал Араб-Шаха пронзил бы его сердце. Но высокому сановнику повезло. Пока повезло...

Султан Высочайшей Орды, пьяный от радости победы над Токтамышем, от выпитого фряжского [51] Фряжский — итальянский. вина, от жарких ласк любимой жены, спал сном праведника.