Станислав Пономарев - Быль о полях бранных

Проворного тургауда нашли скоро. Тот встал на колени перед султаном и в знак полной покорности повесил на склоненную шею свой боевой пояс. Однако быстрые глаза хитрого десятника нет-нет да обшаривали хмурое лицо властелина.

Араб-Шах заметил это, улыбка тронула жесткие губы. Он сказал:

— Ты славный батыр, ты много помогал мне, ты верный человек! Да, верный! А я до сих пор не наградил тебя.

— О-о Великий Султан и Могучий Потрясатель кыпчакской степи, — ответил лукавый Куварза, — лучшая награда для меня — это всегда быть у стремени твоего!

— Это хорошо... у стремени. Это очень хорошо. Ты сметливый батыр и умный начальник. Я назначаю тебя главным над тысячью отборных воинов. Теперь ты Куварза-бинбаши.

Батыр стукнулся лбом о землю.

— Да, над тысячью воинов ставлю тебя, — продолжал Араб-Шах. — Ты сейчас же поскачешь с ними в Булгар ал-Махрусу. Там ты будешь охранять царственную Зейнаб-хатын и ее сына, будущего Султана Высочайшей Орды... Эмиру Тагаю я пошлю с тобой ярлык об этом.

— Слушаю и повинуюсь, о Предрекающий!

— Аляутдин-мухтасиб, — позвал султан, — пиши указ!..

Русский улус новый царь Золотой Орды покамест не тревожил, дани за этот год не потребовал.

Но Мамай, обманутый поддельной пайцзой, тоже пока держал слово: пять тысяч пленников отпустил к своим очагам. И большая часть бывших невольников не вернулась к отчим домам. Измученные нищие люди пошли дальше — в Московское княжество, где жизнь была все же более сытной и безопасной. Великие князья Тверской, Рязанский и Нижегородско-Суздальский пытались остановить их силой, да разве перекроешь все тропы в лесах и болотах. К тому же многие села в этих княжествах были сожжены и разграблены ордынцами, а родные сгинули где-то на невольничьих базарах Востока.

На Московской земле принимали всех без разбора. Дмитрий Иванович давал желающим землю, лес для построек, лошадь, корову и иную живность, плуг, борону и семенное зерно. Все бесплатно, а оброк новопоселенец начинал платить только тогда, когда крепко садился на землю и мог прокормить себя и семью. Иные целыми деревнями снимались и покидали негостеприимный кров соседних с Ордой княжеств...

...Второе событие больно отразилось в сердцах всех православных христиан Руси, а Великого Князя Московского и Владимирского особенно: умер митрополит Алексий. Умер в глубокой старости, не оставив духовного наследника. С девяти лет Дмитрий Иванович остался сиротой, и вместо отца у него, был мудрый наставник Алексий...

Преемник почившего в бозе духовного отца Русского государства остался. Но только преемник, а не наследник его идей. Звали того преемника Киприан. Грек по происхождению, он бойко и складно говорил по-русски, начитан был и умен, увлечен идеей объединения всей Руси под единой державной рукой. Только рука-то та не русская, а литовская — сначала Ольгерда Гедиминовича, а теперь, после его смерти, Ягайлы Ольгердовича. То ли надо было Москве, где прочно утвердился центр русского православия?

Самозваный митрополит раздражал многих. Особенно возмутил всех руссов вероломный поступок Киприана, когда тот два года тому назад, еще при здравствовавшем главе Русской православной церкви Алексии, был возведен в митрополичий ранг Константинопольским патриархом Филаретом. Таким образом на Руси оказалось сразу два высших духовных наставника! Случай, прямо скажем, неслыханный. Возмущению великого князя Московского и Владимирского не было границ. Не успокоило его и письмо патриарха, в котором преподобный Филарет объяснял несуразицу тем, что, дескать, «кир Алексий стар и не может уследить за делами всей русской митрополии, а кир Киприан просто назначен его преемником...».

До поры до времени вероломный грек помалкивал, сидя в Киеве, то есть в Литве [109] Киев с середины XIV века входил в состав Великого княжества Литовского. . Но после смерти Алексия он стал не в меру активен — его послания заполонили соборы и монастыри Русской земли...

Дмитрий Иванович ехал верхом на усталом коне по лесной дороге в сопровождении десятка дружинников. Он объезжал дальние погосты и слободы, заселенные беженцами и освобожденными из татарской неволи смердами [110] Смéрды — до конца XIV века свободные или зависимые жители сельских районов: земледельцы, бортники, охотники. Основное население средневековой Руси. . Князь был зол: открылось боярское воровство. А тут еще мысли о митрополите мучали...

Самый авторитетный церковный деятель Руси Сергий Радонежский наотрез отказался от почетной должности, как-то не по-доброму отшутился:

— Где уж нам, лапотникам-черноризцам, с золотого блюда кушать да нашептыванию досужих старцев внимать. Я хлеб себе и братии монастырской своими руками добываю, к праздной жизни неспособен.

«Митяя в митрополиты поставлю, — решил Дмитрий Иванович. — Больше некого».

Михаил, или в простонародье Митяй, архимандрит [111] Архимандрит — старший монашествующий чин, настоятель одного крупного или нескольких монастырей. Спасского монастыря, большой, лохматый и шумный в застолье, ехал рядом с князем. На нем была мирская одежда. Молодой, и тридцати лет не исполнилось, Митяй глыбой сидел на мохноногом сильном жеребце. Окажись он в таком виде один на большой дороге, проезжающие без всякого понукания снимали бы с себя последнюю рубаху.

— Зело ты, отче, на татя [112] Тать — разбойник, вор, грабитель. похож, — подсмеивались над ним дружинники.

— Что ж мне теперича — бороду сбрить, как латынянину? — хохотал тот, словно из бочки.

Дмитрий Иванович покосился на него, думая про свое: «Умен Митяй, слов нет. В грамоте церковной самому Киприану не уступит, множество иноземных языков знает. Трудолюбив и смел, паства его любит. Сколько раз перед битвами вдохновлял он на подвиги ратников русских! И мыслим мы во едино сердце о судьбе Руси Светлой. Митяй не грек, не литвин, не латынянин, а русс!»

Потому и заметил его Великий Князь, и духовником своим сделал, и под благовидным предлогом согнал с кафедры Спасского монастыря престарелого Ивана Непеицу, и поставил туда архимандритом Михаила-Митяя. Правда, смиренная старость и «немощь» не помешали обиженному Непеице поехать в далекий и небезопасный путь к патриарху Константинопольскому с жалобой на Дмитрия Ивановича...

То шагом, то ленивой рысью небольшой отряд ехал уже более трех часов. До Москвы оставалось всего ничего, как из-за поворота показался обоз. Завидев вооруженных всадников, возницы стали сворачивать подводы на обочину, в снег.

— Стойте! — задержал их старания Великий Князь. — Мы легче, по целине пройдем! Стойте!

Обозничие сняли шапки, земно поклонились: кто его ведает, этого конного, мож, болярин какой шутит?