Станислав Пономарев - Стрелы Перуна

— Дети у вас...

— А у Малуши кто? Волк? Тож дите рода княжецкого. — Глаза отца потеплели, и он продолжил с тихой лаской: — Смел и смышлен княжич Володимир, моими стопами пойдет. Доброй крови отрок, не чета старшему. Ярополк заносчив, необуздан: играет в нем кровь дикая, угорская. По завету отчему он, как старшой из рода княжецкого, должон будет стол Киевский и всея Руси держать... Кто ведает, удержит ли?.. А Олег ласков и тих... Что-то будет, как Перун призовет меня в дружину свою на нивы небесные... — Князь глядел невидящим взором в дали неведомые, вперед, в судьбу, и стремился угадать в неведомых перстах ее предсказание о дальнейшей своей жизни.

— Рано еще пытать деву Обиду [63] Дева Обида — в мифологии древних руссов дева с лебедиными крыльями, предвестница несчастий и самой смерти. , — прервала его размышления Ольга. — Молод ты. Да и дети твои — отроки малые. О жизни думай!.. А Предслава... Что ж, сердцу не прикажешь. Воля твоя, коль другая люба. Счастию твоему мешать не стану!..

— О чем задумалась, лада моя? — Святослав обнял Малушу. — Аль Семик Бус так напугал тебя? — пошутил князь.

Молодая женщина покраснела.

— Нашел кого на ночь помянуть. Семик Бус — тож мне ухарь-ухажер. С ножом к бабе полез. Вот и поплатился. Да ну его к лешему! — Малуша глянула прямо в искрящиеся смехом глаза Святослава. — Любый мой, возьми меня в поход на ворога лютого. Покойнее мне, когда ты рядом.

Князь сразу перестал смеяться.

— Нет! Не дело для бабы — мечом махать!

— Разве на войне других дел нету? Кто ж поранетым воям лучше бабы поможет? Кто лучше нее раны перевяжет и боль словом ласковым утолит? Да и в битве яз не всякому гридю уступлю. Аль не ведаешь, как яз на коне скачу и с луком управляюсь?

— Наслышан. Доскакалась до раны тяжкой. Моли Перуна, што жива осталась. Война — дело мужеское! Дите у тебя крови княжецкой. Его береги! Да стерегись недругов здесь, в Киев-граде. Не раз еще завистники и убийц подсылать будут и наговоры городить... Не досаждает ли тебе разлюбезная моя супружница Предслава?

— Зря ты так с ней, — упрекнула Малуша. — Все-таки детки у нее. Кабы не озлобила она их супротив тебя.

— Не зря. Селище ей пожаловано, челяди вдосталь. Подарки шлю. Хватит с нее. И не встревай ты в это дело! — Князь отстранился, задумался.

Малуше он в этот миг показался беспомощным малым ребенком. Таким она никогда не видела своего грозного и непреклонного властелина. И ей, как матери, хотелось прижать его к груди, погладить по голове, успокоить и защитить от бед грядущих и врагов тайных и явных...

Святослав очнулся от дум, и прежняя суровость проступила на его лице.

— Однако ж правда твоя, — внезапно заговорил он. — Может Предслава отворотить от меня сыновей моих. Нынче же прикажу отобрать у нее Ярополка и Олега в княж-терем под надзор мудрой матушки моей. Так будет лучше.

— Ой! Што ж яз наделала? — испугалась Малуша. — Разве о том речь моя была? Хотела как...

— Успокойся. Слово твое к делу пришлось. Сыновья мои не просто отроки. Им после меня володеть землей Святорусской. И каковы они будут во мужестве, нынче же промыслить надобно. — Князь сухо рассмеялся. — А што до женских слез, дак на Руси их хватает. Русская баба слезы льет, а мужиком вертит, как хочет. Предслава — угорская княжна. Она слез лить не станет, а злобу затаит. Ну да леший с ней! Все! Боле речи о сем не веди!

В этот полуденный час карнаи [64] Карнай (тюрк.) — длинная деревянная сигнальная труба. голосили дольше обычного и чаще срывались на хриплые тона: наверное, от сырой погоды. Дождя не было, но воздух ощутимо насытился весенней влагой. В Итиль-келе остро пахло свежей водой, рыбой, навозом и размякшей глиной. Так терпко и сладко глина пахнет только весной, когда еще нет травы и почва наполовину промерзшая.

Зимой зрелищ у кочевников мало. Пастухи о стадах думают, чтобы волки овец не задрали, джута [65] Джут (тюрк.) — корка льда под снегом. боятся табунщики, который валит животных быстрее и вернее любых волков, страшатся ханов, ибо они безжалостнее и волков, и джута, вместе взятых...

В Итиль-келе разбросаны тысячи глинобитных юрт — зимних жилищ хазар разного сословия. У ханов юрты просторные, изнутри коврами устелены; у бедноты — убогие тесные мазанки, готовые рухнуть от хорошего порыва ветра. Ханы живут на западном берегу реки Итиля вместе с каганами, беднота — на восточном, рядом с базарами и тревогой, ибо с этой стороны столица Хазарии постоянно подвергается набегам враждебных тюрков-огузов.

Некоторые, самые богатые ханы-эльтеберы в шатрах живут. Шатры китайским или согдийским шелком покрыты, а вокруг — частокол и неусыпная стража, чтобы голодные соплеменники не лезли в гости к дастархану богатого.

Здесь же, на западном берегу, послы из других стран поселились и тарпаны — кагановы военачальники. Великий Шад-Хазар Наран-Итиль на острове посредине реки расположился. Вон его дворец с высокими белыми стенами, на которых днем и ночью воины бодрствуют. К дворцу Великого с обоих берегов мосты проложены. С западного — каменный, прочный; с восточного — деревянный, наплывной: его можно мгновенно разрушить или сжечь...

Справедливость в Итиль-келе стерегут девять судей: трое — для иудеев, трое — для мусульман, двое судят людей христианской веры и только один показывает волю Тенгри-хана язычникам. Язычников в Хазарии в три раза больше, чем всех остальных людей. Но... какие же это люди — кара-будуны? Так, навоз под ногами детей Моисея, Мухаммеда и Иисуса Христа! Но великий каган Шад-Хазар Наран-Итиль справедлив и законами всех наделил. Девять главных судий рассылают своих подчиненных по всем землям и городам огромного каганата в той же пропорции: три, три, два, один.

Все судьи по воле Великого подчинены кендар-кагану. Если Шад-Хазар Наран-Итиль — носитель и опора учения Моисея, то кендар-каган защищает сразу все веры, витающие в воображении кочевников. Иначе ему нельзя быть покровителем справедливости — народ перестанет ему верить.

Должность кендар-кагана выборная. Нынешний завоевал ее в словесном споре со многими соперниками. А среди них были мудрейшие из мудрых. Соискатели слыли знатоками обычаев и законов всех народов и племен многоликого Хазарского каганата. Азиз-хан победил всех.

Тогда на базарной площади, при огромном скоплении народа, девять судей пронесли нового кендар-кагана на руках до золотого трона. Трон этот от других отличался некоторым своеобразием. Он походил на обыкновенный квадратный столб высотой в пять локтей, спинки и подлокотников не было. Трон был так узок, что, задумавшись или заснув от скуки, с него запросто можно было свалиться и напороться на мечи, врытые перед троном остриями вверх: по три с каждой стороны. Иноземцы дивились невиданному седалищу, изумленно цокали языками. Но справедливость тем и могуча, что ставит избранников в такие условия, когда, судя других, он бы сам не дремал и постоянно помнил о бренности всего земного!