Евгений Красницкий - Ближний круг

– Принимай командование десятком вместо брата.

– Слушаюсь, господин старшина.

Мишка вернулся к воротам и увидел, как Демьян с Тарасом вносят во двор убитого отрока Сильвестра – стрела, пробив бармицу, вошла под скулу, а вышла через шею. Около крыльца сидел на земле наставник Глеб и держался рукой за окровавленное лицо.

«Ну я же говорил, что нельзя напротив двери стоять. Говорил или только подумал? Блин, только подумал, не до разговоров было, да и послали бы меня с моими советами. Наставники… самих наставлять надо».

Мишка откинул с лица бармицу и свистнул: «Урядники, ко мне!» Поймал за руку первого попавшегося отрока и приказал:

– Помоги наставнику Глебу, Матвей занят… Погоди-ка, Дударик? Ты что здесь делаешь?

– Я, дядька Михал, за вами… потихонечку…

– Я же запретил тебе! Вернемся – тридцать розог! И в темницу на десять дней!

– Слушаюсь, господин…

– Иди Глеба перевязывай, потом подойдешь к Матвею, назначаю тебя его помощником. Пошел, малявка!

Дударик уныло побрел к Глебу, вытаскивая из подсумка рулончик полотна для перевязки.

– Урядники! Все здесь? Доложить о потерях!

– Первый и второй десятки, старший урядник Дмитрий. Все целы.

– Третий десяток, урядник Артемий. Один не то чтобы раненый, но… как бы сказать…

– Что? Обгадился, родил с перепугу, уши отпали? – вызверился Мишка. – Чего ты мямлишь?

– Баба Ефрему рассолом в морду плеснула, – объяснил наконец Артюха, – сейчас ему глаза промывают, но не знаю, что выйдет.

«Рассолом вроде бы не страшно, вот если бы уксусом. Винного уксуса ЗДЕСЬ нет, но есть яблочный, не менее ядреный… Не о том думаете, сэр!»

– Ладно, дальше!

– Четвертый десяток, урядник Демьян. Один убитый, один раненый, легко, один расшибся, но не сильно.

– Пятый десяток, младший урядник Варлам. Три убитых, один раненый. Тяжело.

– Сколько убитых?

– Трое. Питирим, Онуфрий и Антоний. – Вторуша неожиданно всхлипнул. – Первак плох совсем.

«Господи, дети же совсем… четверо убитых…»

– Михайла! – раздался с крыльца хозяйского дома голос Алексея. – Что у тебя?

«У тебя», едрена вошь! Не у меня, а у тебя – ты же командир».

– Сопротивление подавлено, господин старший наставник, с остальным разбираемся!

– Ну разбирайтесь. Костер пожарче разведите. – Алексей развернулся и ушел обратно в хозяйский дом.

«Разбирайтесь», в рот те дышло! Даже о потерях не спросил. Над Саввушкой своим квохчет, как наседка, а на моих ребят наплевать! Костер-то на хрена? Пленных пытать, что ли?»

– Господа урядники, слушай мою команду! Урядник Варлам…

– Я не урядник! – испуганно отшатнулся Вторуша, видимо восприняв назначение как приговор брату.

– Урядник, урядник – Первак еще нескоро поправится, так что командуй. Я сказал: поправится! – повысил голос Мишка в ответ на отрицательное мотание головой Вторуши. – А пока – слышишь? ПОКА он выздоравливает, ты командуешь десятком. Понял?

– Так точно, господин… – Вторуша шмыгнул носом. – …господин старшина.

«Блин, ну дети же!»

– Вот и ладно. Урядник Варлам! Одного человека послать за Ильей на остров, остальным – принести убитых сюда, сложить вон там у тына.

– Слушаюсь, господин старшина!

– Дмитрий, Роська, Артемий, осмотреть все закутки, выгнать всех и запереть в сарае, только осторожно, не нарвитесь, как я в прошлый раз. Пленных стражников связать и к костру. Дмитрий, командуй.

– Слушаюсь, господин старшина.

– Демьян, убитого… да, уже принесли. Подыщи местечко для раненых и выстави дозорных, Стерв подскажет, где лучше.

Урядики разошлись, а Мишка подошел к Дударику и Глебу. Дударик уже закончил перевязку и теперь пытался помочь Глебу встать на ноги, но сил у мальца не хватало. Мишка закинул руку раненого себе за шею, поддел плечом под мышку и помог дотащить Глеба до крыльца хозяйского дома.

– Дударик, что с ним?

– Стрела вскользь по скуле прошла, почти до кости рассекло.

Глеб что-то невнятно пробормотал и попытался сплюнуть, не вышло – кровавая слюна потекла по бороде.

– Я замотал, – продолжил Дударик – но там, наверно, зашивать надо, я сбегаю за Матвеем?

– Не надо, он сейчас сам подойдет, посиди пока с Глебом.

Глеб опять безуспешно попытался что-то сказать, было похоже, что кроме рассечения он был еще и контужен.

«Пижон, блин, лицо бармицей не закрывает. Отделался бы синяком, или ободрало бы слегка – вскользь не пыром, бармица защитила бы. Эх, наставники, самих бы вас выдрать!»

Что-то еще беспокоило, какое-то воспоминание. Мишка повертел головой, оглядывая двор.

«Баба в погребе? Нет, не то, пусть пока там и сидит. Что ж еще?»

Так ничего и не вспомнив, Мишка поднялся на крыльцо и вошел в хозяйский дом. В сенях лежал с пробитой стрелой грудью новый смотрящий. Рядом валялся колчан, затейливо украшенный серебряными заклепкам, и сложный, чувствовалось, что очень мощный, лук – весьма недешевое оружие. Из сеней внутрь вели две двери – дом был просторным. Из-за одной двери доносился детский плач и женские голоса, Мишку передернуло от воспоминаний, и он направился в другую горницу, откуда раздавались мужские стоны и ругательства.

Здесь все свидетельствовало о недавней жестокой рукопашной схватке: опрокинутая и поломанная мебель, брызги крови на полу и на стенах, отрубленная кисть руки, валявшаяся чуть ли не посреди горницы. В противоположной от окна стене засели по самое оперение четыре самострельных болта. Выше, почти у самой потолочной балки, торчал еще один болт. По черному цвету Мишка опознал боеприпас Роськи – тот, разрываясь между христианским милосердием и воинским долгом, чернил свои болты в знак скорби по будущим «вынужденно убиенным».

На полу, прислонившись к стене, сидел бледный до синевы хозяин хутора, его левая рука, простреленная Мишкой, была замотана пропитавшимися кровью тряпками. Рядом, в такой же позе и такой же бледный, сидел один из десятников журавлевских «бойцов». У него пострадала не левая, а правая рука, и значительно сильнее, чем у хуторянина: кисти не было, а предплечье обмотано веревочным жгутом. Еще один десятник лежал связанный по рукам и ногам, не шевелясь и не издавая ни звука, видимо, был без сознания. Прямо над ним сидел на лавке с угрюмым выражением лица Анисим, время от времени оттягивая ворот, словно ему не хватало воздуха. Наискось через грудь по его кольчуге проходил след от клинка, не сумевшего рассечь кольца доспеха.

У дальней стены Немой и Алексей, стоя на коленях, делали что-то с лежащим на полу третьим десятником, он-то и ругался вперемешку со стонами и криками.

– Все, все уже! – Алексей отстранился от лежащего стражника и принялся вытирать окровавленные руки о его же рубаху. – Только зря все, не ходить тебе больше на этой ноге, разрубленное колено не срастается.