Алексей Мусатов - Костры на сопках

“Чертовски осторожен! — подумал Лохвицкий. — Оно и лучше”.

— Отдыхайте, мистер Пимм, — наконец стал прощаться Лохвицкий. — Если разрешите, я к вам завтра загляну.

— Очень буду рад! — ответил Мистер Пимм. — Прошу меня извинить сейчас, я очень устал с дороги. Завтра буду рад видеть вас в любое время… Держите меня в курсе, когда могут быть суда в Америку. И вот что еще я хотел вас спросить, мистер Лохвицкий. В городе какое-то странное оживление… Что-нибудь случилось?

Лохвицкий пристально посмотрел на мистера Пимма и, усмехнувшись, еще раз поразился его осторожности.

— Разве вам неизвестно? Англия и Франция порвали с Россией дипломатические отношения.

— Война! — вздрогнул мистер Пимм. — Какие есть об этом данные?

— Кажется, англичане и французы, мистер Пимм, намерены послать сюда военные корабли.

— Сюда? В Петропавловск?

— Да. И вообще на Дальний Восток. Вот порт и начинает готовиться к обороне.

— Это невероятно!

— Невероятно? Что именно? — не понял Лохвицкий восклицания путешественника.

— Эта война!.. Она может задержать меня здесь, а я тороплюсь.

Лохвицкий понимающе кивнул головой:

— Не беспокойтесь, мистер Пимм. Вы уедете в Америку, я вам это обещаю.

— Не могу ли я отплыть сегодня… завтра… как можно скорее?

— Я сделаю все от меня зависящее. В порту сейчас стоит американский китобой. Несколько дней он будет запасаться провизией, водой, а затем пойдет к американским берегам. Мистер Пимм может в это время ознакомиться с городом, с портом, с возведенными укреплениями.

Лохвицкий многозначительно взглянул на мистера Пимма. Но тот точно пропустил его слова мимо ушей. Лохвицкий пожал плечами — его уже начинала раздражать эта чрезмерная осторожность мистера Пимма, — простился и вышел.

Мистер Пимм дождался, когда стихли его шаги, с беспокойством оглядел комнату и тяжело опустился в кресло.

Наигранное оживление сошло с его лица. Лицо стало серым, измученным. Мистер Пимм почувствовал страшную усталость.

Захотелось тут же, не сходя с кресла, заснуть. А из головы не выходил этот не в меру предупредительный и учтивый чиновник Лохвицкий, его настойчивые и изучающие глаза.

“Уж не подозревает ли он меня?”, с тревогой подумал мистер Пимм и тут же вспомнил другие глаза — вопрошающие, удивленные глаза капитана Максутова.

Мистера Пимма бросило в жар.

— Дмитрий Максутов, Дмитрий Максутов!.. — забормотал он и, забыв про усталость, вскочил с кресла и принялся быстро ходить по комнате.

Нет, нет, сейчас нельзя поддаваться усталости! Надо все обдумать, решить.

А капитан Максутов в это время сидел вместе с Завойко над планом Петропавловского порта и намечал, где и как целесообразнее расставить береговые батареи.

Но по временам он ловил себя на том, что думает не о батареях, а о человеке, который сегодня в столовой у Завойко представился ему как мистер Пимм.

“Неужели это он? — со страхом и радостью думал Максутов. — Только у него были такие глаза, такой лоб. И он, кажется, узнал меня, узнал сразу, с первого взгляда. Но что за странное превращение: “Мистер Пимм — путешественник”! Неужели ему удалось бежать? Непостижимо! Оттуда не возвращаются… А ему удалось! Какое-то чудо!” — Что с вами, Дмитрий Александрович? — спросил Завойко, заметив рассеянный вид Максутова. — Заработались сегодня? Идите отдыхать, продолжим завтра с утра.

Максутов откланялся, вышел на улицу и, не медля ни секунды, направился к дому Флетчера.

Мистер Пимм сидел в желтом кругу света и рылся в своем походном мешке.

— Кто там? — Он испуганно поднялся и отступил в темноту.

— Это я, Максутов, — вполголоса проговорил капитан, плотно закрывая за собой дверь. — Дмитрий Максутов… если вы меня не забыли… И вам нечего меня опасаться.

Мистер Пимм сделал несколько шагов навстречу гостю и дрогнувшим голосом, в котором были и радость и боль, сказал:

— Я верю тебе, Дмитрий.

— Сергей, Сереженька! — задохнулся Максутов и, ринувшись вперед, крепко обнял “мистера Пимма”. — Значит, глаза не обманули меня… Это ты, неистовый Сереженька Оболенский! — бормотал в радостном возбуждении Максутов. — Ты жив, свободен!

— Зови меня лучше “мистер Пимм” — нас могут услышать, — остановил его Сергей Оболенский и с тревогой покосился на дверь. Потом подошел к окну и поправил занавеску.

— Мы одни, в доме все уже спят… Я понимаю, ты принял другое имя и едешь в Америку.

— Да, Дмитрий. Да, так.

— Но как тебе удалось вырваться с каторги? От Вилюйска до Камчатки тысячи верст — непроходимая тайга, горы…

— А мне все еще не удалось вырваться, — горько усмехнулся Оболенский. — Один неосторожный шаг — и беглого каторжника Сергея Оболенского вновь по этапу погонят на рудники.

Друзья присели у стола и, не сводя глаз друг с друга, вспомнили Петербург, семью Оболенских и Максутовых, живших в большой дружбе.

…В роду Оболенских все были моряками. В полутемных залах особняка на Васильевском острове в Петербурге можно было увидеть старинные портреты капитанов и адмиралов, служивших во флоте в течение многих десятков лет.

Алексей Сергеевич Оболенский дослужился до чина контр-адмирала и командовал бригом “Олег”, участвовавшим во многих дальних плаваниях.

К морской карьере предназначались и двое детей контр-адмирала — Сергей и Николай.

Морские традиции были всесильны в семье. Здесь только говорили о кораблях, морских сражениях, великих флотоводцах.

Контр-адмирал Алексей Сергеевич, когда он бывал в хорошем расположении духа, рассказывал детям о своих далеких плаваниях, о чужих заморских странах, о таинственных, затерянных среди океанских просторов островах, о смелых капитанах, прославивших отечественный флот замечательными открытиями.

Эти рассказы отца волновали мальчиков необыкновенно. Запах моря, знойный ветер тропического берега, чернокожие воинственные племена — все манило их к себе.

По раз навсегда заведенному обычаю, мальчиков отдали в морское училище — сначала старшего, Сергея, потом Николая.

Сергей часто уезжал с товарищами на шлюпке в море, вместе со сверстниками был заводилой многих отчаянных выходок против училищного начальства. Но вскоре интересы его изменились. Сергей все меньше времени стал уделять морю, разговорам о морских путешествиях. Его часто можно было застать за чтением книг, которые он доставал помимо училищной библиотеки. Он стал задумчив, серьезен не по летам, вечно погружен в свои мысли. Через некоторое время Сергей заговорил о том, что не хочет стать моряком, а думает пойти учиться в университет.