Генри Хаггард - Мари

Слева от них расположились Принслоо и Мейеры, как бы представляя тех людей, которых я спас у Делагоа, а справа — другие буры, приехавшие сегодня. Я понял с первого взгляда, что передо мною находится военный суд и эти шестеро — судьи, комендант же был председателем суда.

Я намеренно не называю их имен, так как не желаю, чтобы подлинные виновники грубых ошибок, о которых я пишу, стали известны последующим поколениям. Кроме того, они действовали честно согласно имевшимся у них сведениям и фактически были лишь слепыми орудиями в руках этого черного негодяя — Эрнана Перейры.

— Аллан Квотермейн, — сказал комендант, — вас привели сюда, чтобы должным образом судить военным судом, учрежденным согласно закону, принятому в лагерях буров-эмигрантов. Вам известен этот закон?

— Я знаю, что такой закон существует, но имеет ли право, комендант, ваш военный суд судить человека, не являющегося буром, в данном случае, подданного королевы Великобритании?

— Мы обсудили этот пункт, Аллан Квотермейн, — сказал комендант, и отвергли его. Вспомните, что перед тем, как вы поехали с покойным Питером Ретифом к вождю Сиконьеле, когда вам была придана команда зулусов, вы дали присягу переводить правильно и быть верным всем делам генерала Ретифа и его сотоварищей. Именно эта присяга и отдает вас под юрисдикцию настоящего суда.

— Я отклоняю вашу юрисдикцию, — ответил я, — хотя это и правда, что я давал присягу переводить правильно… Я требую, чтобы это заявление было записано в протокол.

— Это будет сделано, — сказал комендант и старательно сделал заметку на лежавшей перед ним бумаге. Затем он сказал:

— Обвинение против вас, Аллан Квотермейн, заключается в том, что, будучи одним из членов комиссии, которая направилась к королю зулусов Дингаану под командованием губернатора и генерала Питера Ретифа и его компаньонов, вы совершили лживый и коварный поступок, уговорив Дингаана убить Питера Ретифа и его сотоварищей, в особенности Анри Марэ, вашего тестя, и Эрнана Перейру, его племянника, с которым вы были в ссоре. Далее, после организованного вами вышеупомянутого убийства, вы договорились с королем зулусов, как вам вернуться в безопасное место. Признаете вы себя виновным?

Когда я услышал это отвратительное обвинение, ярость и негодование вызвали у меня громкий смех.

— Вы безумец, комендант, — воскликнул я, — если осмеливаетесь говорить обо мне такие вещи! На каком основании выдвинута против меня эта ужасная ложь?

— Нет, Аллан Квотермейн, я не безумец, — ответил он, — хоть и правда, что из-за ваших злобных деяний я, потерявший жену и троих детей под копьями зулусов, выстрадал достаточно, чтобы сделаться безумным… Что же касается доказательств против вас, то вы услышите их. Но сперва я напишу, что вы не признаете себя виновным.

Он сделал это и продолжал:

— Если вы признаете некоторые факты, то это сохранит нам много времени. Эти факты заключаются в том что, зная, что должно произойти с комиссией, вы пытались уклониться от ее сопровождения. Правда ли это?

— Нет, — ответил я, — я ничего не знал о том, что должно случиться с комиссией, хотя я чего-то и опасался, так как недавно спас своих друзей, — я указал на Принслоо, — от смерти от руки Дингаана. Я не хотел сопровождать комиссию по другой причине: в день отбытия в Зулуленд я женился на Мари Марэ. Однако, в конце концов, я поехал, потому что генерал Ретиф, являвшийся моим другом, очень просил меня поехать, чтобы быть его переводчиком.

Тут некоторые из буров сказали:

— Это правда!.. Мы это помним!..

Но комендант продолжал, не обращая никакого внимания ни на мой ответ, ни на реплики буров.

— Признаете ли вы, что состояли в плохих отношениях с Анри Марэ и Эрнаном Перейрой?

— Да, — ответил я, — потому что Анри Марэ делал все, что было в его власти, чтобы воспрепятствовать моей женитьбе на его дочери и очень плохо относился ко мне, который спас его жизнь и жизни тех его людей, которые остались с ним возле Делагоа, а затем в Умгингундхлову. Потому, также, что Эрнан Перейра прилагал все возможные усилия к тому, чтобы украсть у меня Мари, которая любила и любит меня. Кроме того, хоть я и спас Перейру, когда он был на волосок от гибели, впоследствии он пытался убить меня, стреляя в меня в уединенном месте. Вот знак этого, — и я прикоснулся к шраму на лице…

— Это правда, он… он сделал это, вон тот вонючий кот, — показав на Перейру, закричала фру Принслоо, но ей тут же было строго приказано помолчать.

— Вы признаете, — продолжал комендант, — что вы послали предупредить вашу жену и этих людей с нею, чтобы они выехали из лагеря, потому что на него должно произойти нападение, предлагая им держать это дело в секрете, и что впоследствии и вы, и ваш слуга готтентот сами благополучно возвратились из Зулуленда, где все те, кто поехал с вами, полегли страшной смертью?

— Я признаю, — ответил я, — что дал указание моей жене выехать в это место, где я строил дома, как вы сами видите, а также взять с собой любых из наших сотоварищей, которые решатся переселиться сюда, или, если это не удастся, ехать одной. Я сделал это, так как Дингаан сказал, то ли в шутку, то ли всерьез, что он дал приказ похитить мою жену, так как он пожелал сделать ее одной из своих жен, ибо ее красота, когда он увидел ее, запала ему в душу. Однако, это было сделано из ведома губернатора Ретифа, что может быть доказано его собственноручной припиской к моему письму. Я знаю также, что я бежал, когда все мои собратья уже были убиты, что знает и готтентот Ханс, и, если вы желаете, я расскажу, как мы бежали и почему.

Комендант сделал очередную заметку, а затем сказал:

— Пусть будет вызван и приведен к присяге свидетель Эрнан Перейра!

Это было выполнено и Перейре приказали рассказать свою историю.

Как можно себе представить, это был длинный рассказ и такой, который, очевидно, готовился с большой осторожностью. Я изложу лишь самые черные измышления его лжи. Он уверял суд, что против меня у него не было никакой враждебности и он никогда не пытался меня убить, или причинить хоть малейший вред, хотя и было правдой то, что его нежное сердце ощущало боль, потому что я украл его невесту, против воли ее отца, которая сейчас является моей женой.

Он сказал, что остался в Зулуленде, потому что знал, что я должен жениться на ней, когда она достигнет совершеннолетия, и ему слишком больно было бы видеть, как это будет сделано. Он сказал, что в то время, когда он находился там перед прибытием комиссии, Дингаан и некоторые его капитаны говорили ему, что я беспрестанно убеждал Дингаана убить буров, потому что, мол, они изменили повелителю Англии, но он, Дингаан, отказывался. Он сказал, что, когда Ретиф прибыл с комиссией, он попытался предостеречь его, но Ретиф не пожелал его выслушать, будучи ослепленным мною, как и многие другие, — Перейра бросил многозначительный взгляд на Принслоо.