Георг Борн - Грешница и кающаяся. Часть I

Стоя на коленях перед ней, я со страстью произнес слова любви. Она тихо плакала. Потом встала и с пылом прошептала: «С этого дня Кристина ваша и в этой, и в загробной жизни».

То был момент безграничного счастья, выпадающий на долю смертного лишь однажды в жизни! Блаженство такого часа перечеркивает ужас смерти; и кто испытал это, достиг величайшего наслаждения в жизни.— Старик замолчал. Сердце его и теперь испытывало наслаждение той минуты, мысленно им вновь пережитой.

Эбергард посмотрел на его честное морщинистое лицо и понял, как горячо любил Ульрих принцессу Кристину, портрет которой так поразил его, когда он увидел его в первый раз.

— Все, что случилось дальше, было следствие этого момента: если на нем лежит грех, то он уже искуплен, и Бог простит его.

Кристина нашла возможность тайно видеться со мной. Она отправлялась для этого в отдаленные места дворцового парка, и там мы встречались! Страсть искала и находила возможности для встреч. Любовь наполняла наши существа и рушила все преграды. Но зима положила конец этим прогулкам!

Мной овладело страшное беспокойство. И вот в один холодный, ненастный вечер ко мне вдруг явилась дама в трауре; карета, запряженная четверкой лошадей, ждала ее на углу. Сердце подсказывало мне, что под густой вуалью скрывается принцесса Кристина.

Трепеща от страха, я чувствовал, что сейчас что-то случится. Кристина была без свиты; только один доверенный слуга, на преданность которого она могла положиться, сидел на козлах.

— Прощай! — прошептала она, протягивая мне руки.— Прощай навсегда!

— Ради всего святого! — в отчаянии вскричал я.— Скажи, что хочешь ты делать? Куда ты едешь?

— Не спрашивай меня. Я поступаю так, как требует от меня долг. Мы снова увидимся; я буду твоей в загробном мире! Молись за меня, мой милый, молись горячо. Женись на другой и носи амулет в память о нашей любви.

— Позволь мне ехать с тобой… сжалься! — я в отчаянии упал на колени, покрывал ее руки поцелуями.

— Нет-нет,— настаивала она.— Мы должны расстаться. Выбора нет! Мы снова увидимся… там!

Она указала на небеса, и тут мне показалось, что передо мною святая. Ее восторженные глаза смотрели вверх, и сквозь черную вуаль я заметил, что в них блестят слезы.

— Прощай, не следуй за мной, исполни свято мое последнее желание! Мое сердце остается с тобой, тебе одному оно принадлежит навеки.

Она поспешила к карете, а я продолжал стоять на коленях, молитвенно сжав руки.

«Прощай… не следуй за мной»,— эти слова звучали еще в моих ушах; какой-то необъяснимый страх овладел мною, и я закрыл лицо руками.

В ту же минуту послышался шум удаляющегося экипажа. Я вскочил, бросился на улицу, сильный ветер кружил снежные вихри, и словно в тумане я увидел экипаж, уносивший ее от меня!

Крик отчаяния вырвался у меня из груди; сердце сжалось от страшной боли.

Старый Ульрих замолчал в изнеможении; его больное измученное тело отказывалось ему служить, но дух был еще силен. Более сорока лет прошло с той памятной ночи, но еще и сейчас видно было, как тяжела скорбь, постигшая его.

— Я искал ее,— продолжал Ульрих тихо.— Сердце мое разрывалось от боли, но я постарался как можно равнодушнее осведомиться о принцессе Кристине в замке, тогда еще полном жизни. Мне коротко отвечали: она уехала! С мучительным нетерпением ждал я от нее известия, признака жизни, но напрасно. Я не сумел отыскать ни малейшего следа…

— Неужели никто так и не постарался узнать, жива ли еще принцесса Кристина и где она? — спросил Эбергард.

— Никто! Я заранее знал это по ее словам, сказанным на прощанье. Ее нет более на этом свете… Я увижу ее там!

Я не знаю, где ее могила, и пригласил вас сюда, чтобы попросить, не узнаете ли вы об этом при дворе. Ведь вы часто там бываете. Мне хотелось открыть вам тайну своей жизни, она так тягостна для меня! Знаете, что мне часто приходит на ум в последнее время, Эбергард? — голос старого Ульриха прерывался.— Не искупаю ли я своими страданиями вину Кристины?

Посмотрев на мои разбитые члены, вы поверите, что я желаю смерти! Я рад, что открыл вам свою душу; мне казалось, я обязан был это сделать, и теперь мне легче на сердце. Позовите сюда моего сына и принесите свечу, вокруг меня темно!

— Вы слишком понадеялись на свои силы! Этот рассказ утомил вас. Я постараюсь узнать, что сталось с одетой в черное дамой и где она нашла убежище. Вы сказали, что карета была запряжена четверкой вороных лошадей?

— Совершенно черных… — простонал старый Ульрих.— Совершенно черных… Я вижу это еще яснее ясного, потому-то так темно у меня перед глазами! Где мой сын? Побудьте оба со мной… Принесите сюда свет!

Эбергард позвал молодого Ульриха, они послали за доктором Вильгельми, так как силы больного быстро убывали. Зажгли лампы и свечи.

— Так лучше,— прошептал старик.— Подойдите ко мне, дайте мне ваши руки. Снова стало темно вокруг, я не вижу вас. Молитесь за меня… Господь смилуется надо мной…

— Отец! — воскликнул сын, заметив, что глаза больного закрываются.

— Дайте мне успокоиться, позвольте мне уснуть,— прошептал больной, видно, чувствуя приближение смерти.

Эбергард пожал руку друга.

Взволнованные, стояли они перед креслом, где, тяжело переводя дыхание, недвижимо лежал старик.

— Света, больше света… — едва слышно простонал старик.

Друзья с молитвой опустились на колени. Старый Ульрих посмотрел на них еще раз взглядом, выражавшим любовь и благословение…

Грудь его стала прерывисто подниматься.

— Ах,— прошептал он,— света… И лицо его просветлело, как бы от небесного сияния. Он не хрипел, не чувствовал боли.— Кристина… — произнес он.

Последнее слово прозвучало так спокойно, что Эбергард с уверенностью сказал:

— Он снова увидел ее.

Старый Ульрих перестал дышать, глаза его закатились; он отошел в мир вечного покоя и справедливости.

Пришел доктор Вильгельми.

Посмотрев на неподвижно лежащего старика, он молча подал руку двум друзьям. В комнате воцарилось глубокое, благоговейное молчание.

— Он миновал уже то, что нам еще предстоит пройти; он увидел то, что навсегда закрыто для нас, живущих в этом мире,— сказал, наконец, Вильгельми: — Будем и мы стараться заснуть так же спокойно, как он. Посмотрите, Божье благословение осенило его.

Монастырь Гейлигштейн, где Леона стала аббатисой, располагался в десяти милях от резиденции короля. Однако сообщение с городом было очень удобным, так как железная дорога проходила рядом. Так что Леона часто меняла уединение монастырских стен на шум столичной жизни.

Прежде чем продолжить наш правдивый рассказ, следует сказать, каким образом графине Понинской удалось завладеть документом, о котором она говорила камергеру по пути из башни у пруда в замок.