Ян Гийу - Путь в Иерусалим

Брат Гильберт хорошо понял замешательство возвращавшихся домой воинов — никто из них, как, впрочем, и сам брат Гильберт, не встречал раньше ребенка, обладавшего таким даром. Но ни тогда, ни позже Арн так ничего и не понял, ибо для него существовали только он сам и брат Гильберт, по сравнению с которым Арн был самым плохим в мире стрелком.

Отец Генрих отказывался обсуждать с братом Гильбертом успехи Арна в стрельбе. Он полагал, что Арн прилично читает и выказывает такое понимание священных текстов, которое можно ожидать от мальчика, еще не пережившего ломку голоса (будет жаль, когда этот день настанет), не больше и не меньше. Отец Генрих не считал, что сам он был очень способным в детстве; теперь ему казалось, что Арн такой же, как он Однако поразительным было то рвение, с которым учились как он, так и Арн. Он даже с улыбкой вспомнил о том, как сам, будучи еще совсем молодым, набросился на книги, вовсе не предназначенные для маленьких мальчиков, и как его застали на месте преступления и наказали, примерно так же, как он сейчас сам порой наказывал Арна. Самое важное — тяга к чтению, желание учиться и выносливость. Господь наделил всех разумом примерно поровну, и каждый обязан использовать все, что ему дано.

Однако против такой логики у брата Гильберта было простое возражение — ведь тогда Бог наделил всех и одинаковой способностью обращаться с луком и мечом, кроме тех, кто получил значительно меньше, и тех, кто получил значительно больше этого дара. Маленький Арн получил таких талантов больше, чем любой другой молодой или старый человек из когда-либо встреченных братом Гильбертом, утверждал он.

Это утверждение погрузило отца Генриха в размышления. Ибо едва ли кто-то из живущих ныне встречал столько людей с оружием в руке, сколько брат Гильберт. И к тому же он не мог лгать своему приору.

Однако отцу Генриху не нравилась эта тема, и он запретил брату Гильберту занимать мальчика всякими пустяками. Вот почему получилось так, что Арн не сознавал своего дара, а только понимал свои ошибки, когда ему на это резко указывали.

Арну еще не приходилось держать в руках настоящий меч. Но этого и не требовалось, потому что брат Гильберт уже видел, что случится потом, когда руки мальчика станут более сильными и он сможет перейти от деревянных палок к стали.

В обращении с мечом быстрота глаза и мысли, устойчивость в ногах и сноровка в руках были гораздо важнее силы. Брат Гильберт недолго наблюдал за тем, как скандинавы орудуют мечом, но этого хватило, чтобы понять, что техника варваров почти полностью основана на силе. Их мечи были короткими, потому что они никогда не сражались верхом: странно, скандинавы считали, что лошади не годятся для войны. И поскольку они стояли на одной линии близко друг к другу, примерно так же, как древние римляне и греки тысячу лет назад — хотя скандинавы и называли свое построение не фалангой, а фюлькингом, — то техника боя строилась только на том, чтобы рубить косо сверху, справа или слева. Так как любой человек, у которого есть хоть что-то, напоминающее меч, и обладающий хотя бы малым опытом обороны, может парировать такой удар не размышляя и не двигаясь, бой продолжался до тех пор, пока одна из сторон не устанет, а другой не удастся более или менее случайно попасть в голову противника. При таких обстоятельствах побеждал тот, у кого были сильнее руки.

Первые упражнения Арна в течение трех-четырех лет проходили с обмотанными тряпками деревянными мечами, и брат Гильберт методично вбивал в мальчика ритм в три такта, чтобы тот запомнил его навсегда. Высокий удар слева, низкий удар справа, а потом прямой выпад или снова удар сбоку. Тысячи и тысячи раз.

Прежде всего Арн освоил ритм и перемещение. Затем ему пришлось научиться, как сдерживать свой гнев, ибо брат Гильберт всегда поражал его на счет «три», так было в течение первых двух лет. Лишь на третьем году Арн в достаточной степени овладел движениями и ритмом, как в песне, и иногда ему даже удавалось предотвратить третий болезненный удар своего наставника.

На четвертый год брат Гильберт изготовил достаточно тяжелые деревянные мечи и, тщательно взвесив, вделал в них металлические пластины. Было важно, чтобы деревянный меч казался маленькому Арну таким же тяжелым, как настоящий меч — взрослому воину, так что брату Гильберту пришлось долго экспериментировать, прежде чем ему показалось, что он подобрал правильный вес.

Именно во время упражнений с мечом брат Гильберт заметил, что здесь, как и в кузнице, мальчик с одинаковой легкостью использует и правую, и левую руку. В монастыре, как это уже случилось в скриптории, учителя попытались было отучить его использовать нечистую руку. Но брат Гильберт отнесся к этому по-другому. Он посоветовался со своей совестью и с Богом. Вмешивать в этот вопрос отца Генриха он не хотел.

Вскоре он понял, что Арн — не обычный левша, ему в прошлом несколько раз приходилось встречаться с такими людьми с мечом в руке. И он помнил, как непросто было с ними сражаться. Как будто все, чему тебя научили, получается наоборот.

Поэтому он сначала учил Арна работать обеими руками, меняя их каждый день или каждую неделю. Но он никогда не замечал особенной разницы в технике, казалось лишь, что левая рука мальчика немного сильнее, чем правая. Это означало лишь то, что с самого начала нужно выстраивать для Арна тайную технику: он мог внезапно перебросить меч из одной руки в другую, а потом начать кружиться вокруг своего противника по солнцу, а не против солнца. И если противник будет в тяжелых доспехах, а положение его — неустойчивым, то внезапная перемена тактики может иметь решающее значение.

В глубине души брат Гильберт сознавал, что такие мысли греховны. Он исповедовался в них отцу Генриху, но объяснил при этом, что его задача заключалась в обучении мальчика и он должен как можно лучше ее исполнять. Поскольку Бог еще не выразил своей воли относительно предназначения Арна, для него пока не было никакой разницы между тем, чтобы втайне читать Овидия или держать меч в левой руке.

Молясь Богу, отец Генрих понял, что, пока мальчик проявляет такое же рвение к чтению, как и к воинским забавам с братом Гильбертом, все идет как должно идти. Было бы хуже, если бы он предпочитал стрелы и мечи Glossa Ordinaria.

И в то время как отец Генрих проповедовал прилежание и дисциплину, чистоту и молитву, брат Гильберт ратовал за подвижность и подвижность, подвижность и прилежание. Было важно, словно в ритме музыки, научиться чувствовать, когда стрела должна быть нацелена на движущуюся мишень. И так же важно было все время двигаться, никогда не стоять спокойно, ожидая удара противника, быть где-нибудь в другом месте, когда этот удар обрушится, чтобы в следующий момент ударить самому.