Ян Гийу - Путь в Иерусалим

На том и решили в палатке. И все, довольные, расстались друг с другом, чтобы пройтись по лагерю и пообщаться с сородичами.

Эскиль и Арн проверили коней и оружие и пошли навестить своих родичей из Фолькунгов, которых Эскиль знал, а Арн — нет, и еще людей из Эрикова рода, которых не знали они оба, и по дороге Эскиль рассказывал Арну, как обычно проходит тинг. Арн должен знать, что нельзя проносить меч через белый, очерченный известью круг, служивший границей места тинга, и что, когда он будет произносить клятву, он обязан знать ее наизусть и выговаривать слова четко и внятно, без запинки, иначе произведет впечатление ненадежного человека.

Слова клятвы таковы: «Воистину будут боги милостивы ко мне, если я говорю правду».

Арн повторил за братом слова, но потом возразил, что клятва противоречит первой заповеди Божией, ибо что это за боги, которые будут милостивы? Как можно приносить клятву идолам?

Но Эскиль лишь посмеялся над его сомнениями и объяснил, что, даже если слова клятвы сохраняются с незапамятных времен, — ее содержание говорит только об одном Господе, и, чтобы доказать это Арну, он процитировал первые строки закона гетов: «Христос — первейший в нашем законе. Потом — христианское вероучение и все христиане: король, бонды и все жители, епископ и все ученые люди».

Арн удовлетворился его объяснением, и ему стало весело, что по закону Эскиль относится к бондам, тогда как он сам ухитрился попасть в разряд ученых людей. Во всяком случае, было ясно, что закон на их стороне.

Когда пришло время, приехал епископ Бенгт из Скары и благословил мир на тинге, а лагман Карле громко возвестил, что тинг начинается, и тот, кто нарушит мир, будет объявлен вне закона. Усилился гул тысячной толпы, напряженно следившей за тем, как король Карл медленно продвигается к скале тинга, где стоял лагман. Скоро все узнают, быть миру или войне.

Когда король, поднявшись на холм, стал виден всем, люди заметили, что он держит на руках младенца, и многие, поняв, что это значит, испустили вздох облегчения. Мир был сохранен, ибо Карл сын Сверкера не намерен с мечом в руках требовать себе корону Западного Геталанда.

Затем все пошло так, как предсказывали Карле и Биргер Бруса. Карл сын Сверкера высоко поднял сына над головой, чтобы все могли видеть его, и попросил тинг одобрить нового ярла в Западном Геталанде, Сверкера. Из рядов рода Сверкера и тех, кто собрался вокруг королевских сводных братьев, Коля и Болеслава, мгновенно послышались утвердительные возгласы, и вслед за этим напряженные взгляды устремились в ту сторону, где синело Фолькунгово войско, а впереди стояли Юар сын Едварда, Магнус сын Фольке и Биргер Бруса.

Биргер Бруса, улыбаясь, шепнул, что надо выждать пару минут. Они стояли молча, молчали и люди у них за спиной. Гул голосов смолк, и стало вдруг так тихо, что слышался шум ветра над местом тинга. Но вот три главы рода воздели руки к небу, как один, и за ними вырос лес рук. Вскоре уже над тингом пронеслось ликование, люди выражали свое облегчение и радость. Епископ Бенгт благословил нового ярла, который слабо пищал, будто на крестинах, а не на избрании первого человека Западного Геталанда.

Затем на тинге полагалось рассмотреть несколько дел, связанных с убийствами и нанесением ущерба. Потом повесили парочку воров церковного имущества, дабы повеселить собравшихся, которые проделали долгий путь, чтобы попасть на тинг. Лишь ближе к вечеру принялись обсуждать тяжбу между Магнусом сыном Фольке и убийцей короля Эмундом Ульвбане. Едва подошел черед этого дела, как над тингом словно подул холодный ветер, и люди, одетые в цвета рода Сверкера, со всех сторон стали стекаться поближе к скале. Было ясно, что они ожидали чего-то большего, чем стоила эта ничтожная тяжба.

Вначале все шло именно так, как и предполагали Фолькунги. Дюжина добрых людей с каждой стороны принесла клятву, уверяя своих милостивых богов, что земля, о которой спорят с давних пор, принадлежит именно их господину.

Потом тоже все шло как положено. Магнус сын Фольке выложил свое серебро, заявив, что готов пойти на мировую и просит своего противника принять мир, ибо цена за него хорошая и мир между соседями дороже серебра. Эмунд Ульвбане упрямо стоял на своем и отказывался примириться, но лагман Карле и его присяжные вынесли решение о примирении, даже не удаляясь на совещание. Разочарованные люди начали было расходиться, увидев, что дело это больше ни к чему не приведет.

И тут вперед выступил Эмунд Ульвбане. Он презрительно швырнул полученное серебро себе под ноги и поднял правую руку в знак того, что хочет говорить. Все сразу стихли, напряженно застыв, ибо вид у Эмунда Ульвбане был грозный и недовольный.

— Как и любой другой, я вынужден подчиниться решению тинга, — начал он зычным голосом, так как он был очень сильный человек. — Но тяжко видеть, что серебро ценится выше чести и права. Тяжело примиряться с таким нечестивцем, как Магнус сын Фольке, ибо ты, Магнус, не настоящий мужчина, да и сыновья твои не лучше тебя. Оба они — сукины дети: один — монашья дочка, другой — пивная бочка.

Затем Эмунд Ульвбане сделал знак одному из своих дружинников, и тот подошел и взял серебро, а сам он продолжал стоять на своем месте, подбоченясь и презрительно глядя в сторону врагов. Один из тех, на другой стороне, кто встретился с ним взглядом, был как раз из «сукиных детей» — юноша с глуповато-наивным видом. Он смотрел на Эмунда, испытывая вовсе не страх, а скорее удивление и сострадание.

На тинге раздались выкрики, все зашумели, заволновались, и многие поспешили скрыться подальше, ибо мир, казавшийся таким прочным, теперь был в опасности.

В палатке Фолькунгов собрались на совет; настроение у всех было испорчено, ибо и Юар сын Едварда, и Биргер Бруса имели недобрые предчувствия. Они хорошо знали, что по законам предписывается тому, кто открыто произнес ругательства на тинге, и что нужно предпринимать в таком случае. Тут серебром не откупиться.

Следовало подождать, пока не придет лагман Карле и не прочитает закон. Люди сидели в мрачном ожидании, изредка перебрасываясь словами. Эскиль распорядился, чтобы в палатку принесли бочку пива и кружки, и люди пили молча, словно на поминках.

Когда лагман Карле вошел в палатку, он был печален и озабочен, и все это заметили. Коротко приветствовав собравшихся, он сразу перешел к делу: — Братья, вы хотите знать, что гласит закон, когда на тинге звучат ругательства. И я скажу вам, а потом вы сами решите, что лучше делать, ибо в этом я вам не советчик. О словах, которые вы слышали из уст Эмунда, закон говорит столь четко, что я не думаю, будто бы Эмунд действовал неумышленно. Итак, послушайте, что сказано в законе.