Дэвид Ротенберг - Шанхай. Книга 1. Предсказание императора

— А теперь расскажи мне еще раз про этого пьяного американца.

Через два дня, в течение которых Ричард донимал американцев расспросами, он почувствовал, что готов, и отправился в контору Элиазара Врассуна.

— Вы выиграли, — заявил он. — Я отдаю игру за собственность вам и вашей банде воров.

Ричард помнил совет Майло вести себя как можно более агрессивно. По той же причине от него разило опием, хотя на самом деле он был совершенно трезв.

Он швырнул на стол Врассуна документы на всю свою собственность — именно так, как они с Майло запланировали.

— Убирайтесь, — сказал патриарх, и в его голосе было столько холода, что Ричарда пронизало до костей.

Он вдруг подумал, что у него ничего не получится. Однако об отступлении не могло быть и речи. Во-первых, он всю свою жизнь ходил по лезвию ножа, а во-вторых, он уже находился здесь, в кабинете Элиазара Врассуна. Оставалось только одно: идти вперед.

— Что? Сегодня Шавуот? Или Суккот? Черт, никогда не мог запомнить эти праздники! Ну, может, тогда Симхат Тора? Твою мать, как я скучаю по Симхат Тора! [56] Шавуот, Суккот, Симхат Тора — еврейские праздники.

— Убирайтесь! — повторил патриарх, но Ричард заметил, что старик буквально пожирает глазами документы на собственность, лежащие на его необъятном столе из красного дерева.

— Что ж, возможно, вы правы, — проговорил Ричард.

Он потянулся вперед и кое-как собрал бумаги в неровную стопку, а затем почувствовал, как его вновь пронизал холод, на сей раз исходивший от ладони старика, которую тот положил на его руку, где находилась купчая на землю.

— Сколько вы хотите за эту никчемную недвижимость? Готов проявить щедрость, но на рынке сейчас полным-полно предложений и…

Ричард вытащил руку из-под ладони Врассуна, с удивившим старика проворством сгреб оставшиеся бумаги и сунул их в два больших манильских конверта. [57] Манильский конверт — конверт большого размера из плотной желтоватой бумаги, производившейся из конопли.

— Пожалуй, не стоит. Я уж лучше обращусь к Геркулесу или даже к Денту. Понятное дело, они злятся из-за того, что не купили землю, когда была возможность, и оставили поле боя за нами, жидами.

Стоявшие у двери охранники подались вперед, но Врассун знаком приказал им не вмешиваться.

— О какой именно собственности мы говорим, сынок?

Ричарду хотелось сказать: «Я тебе не сынок», — но вместо этого он выдавил из себя улыбку и, даже не сверяясь с бумагами, стал сыпать цифрами: площадь, местоположение и потенциальная доходность каждого из ста семи принадлежащих ему земельных участков.

Дальше пошла торговля. Поскольку Ричард точно знал, сколько денег ему нужно, он отказывался продавать, когда Врассун предлагал чересчур низкую цену, и соглашался, когда сумма его устраивала. Процесс купли-продажи длился менее трех часов — гораздо меньше, чем понадобилось Ричарду, чтобы на корню закупить весь урожай хлопка с плантаций дельты Шанхая, самого дешевого и качественного хлопка в мире, не считая Египта и, разумеется, южных штатов США, которые этим утром объявили о независимости от федерального правительства в Вашингтоне.

— Сколько времени для этого понадобится, отец? — спросил Майло, просматривая последний из контрактов на складские услуги, заключенных с Чэнем.

— Для чего, Майло?

— Для того чтобы цены на наш хлопок взлетели до небес.

Ричард закурил сигару и откинулся в кресле. Тут же подошла Лили и поставила перед ним чистую пепельницу. Ричард выпустил в вечерний воздух струйку сине-серого дыма и пожал плечами.

Майло отложил в сторону складские контракты и уставился на отца.

— Ты не знаешь? Вот те на! Как же так?

— Мы торговцы, а не мистики, сынок. Мы вкладываем деньги и надеемся на лучшее. Иногда мы выигрываем, иногда проигрываем.

— А если мы проиграем теперь?

— Тогда мы потеряем все: склады, торговые пути, пароходы и даже дом, в котором мы живем.

— Ты заложил наш дом?

— Покупать лишь часть шанхайского хлопка не имело смысла.

— Выходит, ты закупил весь урожай?

— И получил опцион на выкуп всего урожая следующих двух лет. Думаю, американцы будут долго драться друг с другом.

— Из-за рабов?

— Рабы к этой войне не имеют никакого отношения, — покачал головой Ричард. — В ее основе лежат деньги, власть и, готов поставить свой последний лян, религия. И те и другие уверены, что выполняют волю Господа, а когда набожные психи начинают сражаться, они сражаются долго. Обычно это тянется до тех пор, пока не подрастет новое поколение и не прикажет старым бородатым фанатикам убрать ружья, заявив, что никого не волнует, чей бог прав, а чей ошибается. И что пришло время понять: в мире правят случай и каприз судьбы. Если где-то там и существует Бог, сынок, то мы нагоняем на него скуку, и он просыпается лишь для того, чтобы разбить нам сердце и покалечить нашу жизнь. — Перехватив изумленный взгляд Майло, Ричард усмехнулся: — Беспокоишься за мою бессмертную душу?

— Да нет, отец, плевать мне на твою бессмертную душу.

— Вот и хорошо, потому что у меня ее нет, как и у тебя, как и у всех остальных.

— Тебе виднее, отец.

— Тогда что же тебя беспокоит?

— Ты вложил все, чем владеют Хордуны? Все! Если дела пойдут не так, как надо, мы все потеряем. Так?

— Не так, сынок. Совсем не так.

— Значит, ты продал не все, что нам принадлежало?

— Абсолютно все, сынок, до последнего свечного огарка.

— Тогда я прав, и мы можем лишиться всего.

— Нет, не прав.

— Как же так, отец?

Ричард расхохотался столь неистово, что ему пришлось вынуть сигару изо рта. Его буквально трясло от смеха, он подвизгивал, хрюкал и рычал. И Майло помимо воли присоединился к отцу. А Лили подумала, что эти двое сошли с ума. Ну, то есть совсем спятили.

Наконец Майло сумел справиться со смехом и, ухватив отца за отвороты пиджака, поднял того на ноги.

— Итак, отец, если ты промахнулся, мы превратимся в нищих.

Ричард тряхнул головой. От смеха у него из глаз ручьем текли слезы.

— Нет, сынок, ничего подобного! У тебя останется семнадцать складов, до отказа набитых хлопком!

Шесть месяцев, шесть мучительных месяцев, в течение которых Ричард, уволив всю домашнюю прислугу, заканчивал торговые операции и распродавал оставшиеся корабли, способные совершать океанские переходы, показали, что его рискованная игра с хлопком стала самой выгодной коммерческой махинацией из всех, которые когда-либо проворачивались в Срединном царстве. Теперь единственным местом в мире, где можно было купить хлопок, являлись склады Ричарда. Цена на хлопок подскочила вдвое, затем, поколебавшись, снова удвоилась. Только тогда Ричард согласился продать часть своих хлопковых запасов, чтобы поддержать на плаву текстильные фабрики Манчестера, Лиона и Бремена. В сундуки шанхайского торгового дома «Хордун и сыновья» потекли деньги. Огромные деньги, какие не снились даже Кадури, владевшим каучуковой монополией в Сиаме.