Тим Северин - Крест и клинок

— Ты, с клеймом на щеке, — проговорил он, указывая на Бурдона, — покажи-ка всем, как это делается.

Бурдон взялся за деревянную хватку, закрепленную на массивной рукояти весла толщиной с мужское бедро, и уперся правой ногой в край передней скамьи.

— Теперь — гребок!

Бурдон попытался оттолкнуть от себя валек весла, привстал, будто поднимаясь по лестнице, потом откинулся назад, всей своей тяжестью потянув рукоять на себя. Огромное весло не шелохнулось.

— Еще! — приказал начальник гребцов.

Он щелкнул кнутом по плечам Бурдона. Вор скрипнул зубами и повторил попытку, однако весло не двинулось с места.

— Теперь ты! — пролаял начальник гребцов, указывая на Гектора.

Гектор схватился за соседнюю хватку и повторил движения Бурдона.

— И ты!

На этот раз — Дану, который присоединился к их попыткам, и тяжелое весло с трудом начало подвигаться.

— И ты!

Четвертый человек на гребной скамье добавил свой вес, однако лишь тогда, когда дюжий оджак, сидевший дальше всех от борта, присоединился к другим гребцам, тяжелое весло начало с натугой опускаться и подниматься.

— Хватит! — гаркнул начальник, переключив все внимание на следующую скамью новичков.

Как только Якуп отошел настолько, что не мог их услышать, Бурдон прошипел:

— Когда галера пойдет, следи за рукоятью весла позади нас. Она запросто может вышибить нам мозги…

— Начинаем!

Начальник гребли, завершив свои поучения, подал знак комиту, стоявшему на полуюте. Комит поднес к губам свисток и коротко свистнул. Каждый гребец качнулся вперед, все еще сидя на скамье, вытянув руки, толкая рукоять весла вперед по низкой дуге. Свисток прозвучал вновь, и гребцы привстали разом, подняв руки так, что лопасти весел погрузились в воду. Еще сигнал, и гребцы откинулись назад, протащив лопасти под водой, и упали на обитые кожей скамьи. Едва они коснулись сидений, как свисток просигналил повторить все сначала, и барабанщик рядом с комитом начал отбивать медленный ровный ритм. Галиот двинулся.

— Ритм. Главное, держись ритма, — бубнил Бурдон рядом с Гектором. — Не сила важна, а ритм.

Он ахнул, потому что кнут начальника хлестнул его по плечам.

— Разговорчики!

Учебная галера тяжело шла вперед, направляясь к выходу из гавани, и Гектор видел, что другой галиот не отстает от них. Потом они миновали сторожевые форты и вдруг оказались на покрытой зыбью воде. Галиот начало покачивать, и тяжелое весло перестало повиноваться. На ноги Гектору плеснула морская вода, и он понял, как низко сидит судно. Вдруг пятерка гребцов на весле позади них потеряла равновесие. Гектор услышал вопль. Что-то заставило его пригнуться, и огромная рукоять вырвавшегося на свободу весла просвистела у него над головой — гребцы выпустили ее из рук. В следующий момент его лопасть столкнулась с лопастью соседнего весла, и тяжелая рукоять полетела назад по короткой дуге. Раздался хруст — она угодила гребцу в грудь и сломала ребра.

Поток брани — начальник гребцов бежит по проходу к ним. Лицо искажено яростью. Галиот почти остановился.

— Грести, собаки! Грести! — кричал начальник, нанося удары кнутом, а несчастные гребцы пытались подняться на ноги и снова привести в движение весло.

Их искалеченный товарищ лежал на палубе у скамьи. Одним движением начальник гребцов спрыгнул с прохода и пинком зашвырнул пострадавшего под скамью, точно мешок с тряпьем, чтобы не мешал остальным. Еще мгновение, и он уже снова на помосте, кричит:

— Наддай! Наддай!

Следующие три недели Гектор, Дан и другие новички «Святого Герасима» учились весельной работе. То было жестокое ученичество. Они гребли до ломоты в спине и плечах. Руки у них покрылись волдырями, и когда волдыри лопались, кожа слезала, открывая кровоточащее розовое мясо. Подошвы босых ног кровоточили от постоянного упора в банкет и переднюю скамью. Ночевать они возвращались на «Герасим», получали все ту же невкусную фасолевую похлебку и хлеб, а затем впадали в неспокойный сон, чтобы на рассвете быть поднятыми назойливым свистком комита. Но дни шли, их мышцы становились тверже и привыкали к напряжению; толстые мозоли появились на руках и подошвах; они научились соблюдать ритм и подчиняться ровному барабанному бою. Вскоре им стал внятен каждый приказ по свистку комита — они останавливались и трогались, ускоряли или замедляли греблю или же табанили так слаженно, будто стали единым механизмом. И с ростом их мастерства, как заметил Гектор, в нем самом и в его товарищах по третьей скамье развилось и некое тщеславие. Поначалу было важно выиграть соревнование с гребцами на другом учебном галиоте. Потом, после того как рабочие арсенала завершили ремонт «Герасима» и галера смогла встать на воду, им захотелось доказать свое превосходство над другими галерами флота.

Они еще ни разу не видели своего капитана. В его отсутствие галерой правил Пьекур, доводя до совершенства весельную работу на «Герасиме» с такой чуткостью, что это напомнило Гектору арфиста — однажды ему довелось видеть, как музыкант настраивает свой инструмент. Пьекур и начальник гребцов перемещали гребцов с одной скамьи на другую, согласно их весу и силе, до тех пор пока не добились наилучшего результата. Гектор, Дан и Бурдон неизменно оставались на своей третьей скамье, а могучий оджак Иргун оставался их вог аван, однако самый подходящий для них квинтероль, пятый гребец, сидящий у самого борта, нашелся не сразу. Однажды Пьекур посадил на это место человека с отрезанными носом и ушами. Когда Гектор тихо спросил у новенького, как его зовут, вместо ответа последовало только сопение из дырок-ноздрей. Гектор повторил свой вопрос, и тогда несчастный обратил к нему свое изуродованное лицо и открыл рот. Языка не было, язык был вырван. Даже Бурдон, закоренелый вор, был потрясен.

Немой подался вперед, ногтем медленно нацарапал какие-то знаки на рукояти весла и вновь откинулся назад.

Гектор вгляделся в знаки. Поначалу они показались ему лишенными всякого смысла. Но потом к нему вернулись воспоминания об уроках, полученных у монахов в Ирландии. Братья научили его азам греческого, а буквы, нацарапанные немым, были греческими. Они означали «Карп».

— Твое имя Карп?

Немой кивнул. Потом сжал голову в ладонях и посмотрел прямо на Гектора.

— Ты можешь слышать, но не можешь говорить?

Снова кивок, и Карп начертал восьмиконечный греческий крест.

— Ты христианин? Тогда почему ты здесь?

Карп пытался объяснить, но Гектору удалось понять и сложить вместе только обрывки его рассказа. Родина Карпа где-то на востоке и находится под властью турок, но как он стал рабом на «Герасиме», было неясно. Не смог Гектор понять и причины увечий Карпа. Оставалось только предполагать, что его покарали за попытку побега, или, может быть, он был закоренелым преступником, вроде того вора-сицилийца в алжирском баньо.