Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!

Эггий покачал головой.

— Не сдашься — умрешь! — предупредил германец, потрясая копьем.

— Скажи что-нибудь, чего я не знаю, — отозвался Эггий.

Варвар лишь вытянул шею: он явно еще не дошел до таких тонкостей в освоении латинского языка. Да и не собирался. На его стороне были животная сила и острое железо.

Он метнул в Эггия копье. Римлянин пригнулся, и копье пролетело мимо, слегка зацепив его левое плечо. Германец подпрыгнул, громко выкрикивая что-то на своем гортанном языке. На земле валялось множество копий; он подхватил еще одно и устремился к Эггию через грязь. За варваром последовали двое его сородичей.

Раненному в ногу легионеру нечего было и думать от них уйти. Иными словами, ему предстояло умереть.

Он не хотел умирать, но военная служба приучила его делать много такого, чего делать не хочется. Утешало одно: вскоре ему не придется вообще ни о чем беспокоиться.

То, что Эггий остановился, побудило германца нанести удар. Легионер уклонился, шагнул вперед — на один стремительный шаг его все-таки хватило — и по самую рукоять всадил гладиус варвару в брюхо. Тот вытаращился на врага в нелепом изумлении. Эггий пару раз повернул клинок в ране, чтобы она наверняка оказалась смертельной.

Вытащить меч он уже не успел: сразу двое германцев пронзили его копьями. Он знал, что так случится. С этим ничего нельзя было поделать.

Римлянин завопил. Когда умираешь, уже не думаешь о сохранении собственного достоинства. Эггий повалился на варвара, которого забрал с собой. И через некоторое время — не так скоро, как хотелось бы, — жуткая боль ушла, а вместе с ней погас и огонь жизни легионера.

Обоз!

Многие германцы присоединились к Арминию лишь в надежде поживиться находившимся в обозе добром. Подумать только, сколько удивительных, замечательных вещей собрано в одном месте! Конечно, торговцы привозили из-за Рейна прекрасные товары, но разве у простого человека есть, чем за такое заплатить? А тут любому, у кого имелось копье, представлялась возможность взять столько добычи, сколько он мог унести. Простые воины могли обзавестись вещами, какими владели только вожди.

Когда Арминий подоспел к обозу, большая часть дорвавшихся до грабежа бойцов была пьяна, ведь римляне всегда возили с собой вино. В обычном сражении такое пьянство обернулось бы для германцев бедой, но при нынешних обстоятельствах лишь добавило им куража. И дури.

Хохоча, как безумный, лохматый воин отплясывал в тунике из прозрачного шелка, которую какой-то щеголь из римских командиров, должно быть, купил в Минденуме и вез в Ветеру для своей возлюбленной. Германец просто не мог пройти мимо туники. Он не знал, что это за одежда, он сроду не носил исподнего, да и вообще недавно ничего не носил под толстым шерстяным плащом. При виде Арминия он подскочил еще выше и проорал:

— Экий я нарядный, а?

— Смотри не разорви ткань, — отозвался Арминий. Ему казалось: одно неосторожное движение — и громила разорвет тунику сразу в нескольких местах. — Ты хоть представляешь, какая она дорогая?

— С чего бы эта тряпка должна дорого стоить? Она вообще ничего не стоит! — Воин сунул ладонь под ткань, показывая, что именно имеет в виду. — Смотри, сквозь нее все видно.

Терпеливо, словно разговаривая с несмышленышем, Арминий сказал:

— Вот именно! Представь себе эту одежду на женщине. На твоей женщине.

— О-о-о! — только и смог протянуть низким голосом германец, ибо шелк был прозрачным.

Все его мысли были ясно написаны на его физиономии, и снимал он тунику куда осторожнее, чем надевал.

Несколько дюжин римлян из хвоста колонны — той части, которая не была так безнадежно разбита, как авангард легионов, — контратаковали. На мгновение им сопутствовал успех, потому что грабящие обоз германцы не ожидали ничего подобного. Легионеры сражались с отчаянием людей, которым нечего терять. Они наверняка понимали, что им все равно не уйти, и пытались как можно дороже продать свои жизни. Им это хорошо удавалось.

На их месте Арминий сделал бы то же самое. А будучи на своем, бросил на римлян своих людей и сам устремился вперед. Он не хотел и не мог допустить, чтобы его увидели сзади.

Сперва вождь колол копьем, а когда римский клинок перерубил древко, принялся рубить мечом, почти каждым ударом повергая наземь еще одного врага.

— Предатель, подлый пес! — взревел, узнав его, один из легионеров. — Сейчас я отправлю тебя обратно в подземный мир, в конуру у Плутона, из которой ты вылез!

Сверкнул гладиус, быстрый и смертоносный, как жалящая змея, но там, куда был нацелен удар, Арминия уже не было. Такой же быстрый и смертоносный, он, словно танцуя, уклонился — и снова ринулся в бой. Его меч глухо ударял по щиту римлянина. Легионер был хорош, и ничего удивительного — иначе он погиб бы куда раньше, может, даже не в этой битве. Но каким бы хорошим бойцом ты ни был, это не спасет тебя от атаки сзади.

Легионер вдруг с отчаянным воплем повалился вперед. Вопль его резко оборвался, когда Арминий рубанул римлянина клинком под затылком, наполовину перерубив шею. Тело легионера конвульсивно дернулось. Арминий ударил еще раз и взмахнул в воздухе отсеченной головой.

— Славный удар! — одобрительно промолвил напавший сзади германец. — Не поделишься снаряжением ублюдка?

— Можешь взять себе, — отозвался Арминий. — У меня этого полно.

— Буду тебе обязан, — промолвил воин. — Думаю, его кольчуга мне подойдет. Да и сандалии тоже. Римляне умеют мастерить хорошие вещи. Почему мы ничего подобного не мастерим?

— Не знаю, — ответил Арминий. — Но, несмотря на все свои умения, они проиграли эту битву — а мы выиграли. Победа стоит куда дороже, чем умение мастерить вещи, потому что все добро римлян теперь наше.

— Точно, — согласился воин. — Если правильно посмотреть, победа стоит дороже.

— Она стоит всего на свете, — заявил Арминий, оглядываясь по сторонам.

Похоже, все шло как надо: контратаковавшие римляне сделали все, на что были способны существа из плоти и крови, — и их постигла общая участь всех существ из плоти и крови. Правда, несколько уцелевших еще оставались на ногах: они дрались отчаянно, не в надежде на победу, но стремясь обрести быструю смерть в бою. Что, похоже, многим удавалось.

Это напомнило Арминию о римском наместнике.

— Где Вар? — спросил он.

Вопрос был, по сути, риторическим. Всякий, кто видел когда-нибудь походную колонну римских войск, знал, что на марше командующий всегда занимает строго определенное место, чуть впереди обоза.

Арминий усмехнулся с жестокой радостью. О, как ему хотелось захватить римского командующего живьем! Как порадуются боги, упиваясь его кровью, его безумными воплями, его медленной, мучительной смертью. И не только боги: порадуется и сам Арминий. Римлянин доверял ему, напыщенный болван. Как можно доверять кому-то, кроме близкой родни?