Гарри Тертлдав - Верни мне мои легионы!

— Ничего не выйдет, сынок. Если мы и вправду собираемся отвоевать Галлию у Рима, нельзя терять времени под этим валом.

— Но мы не можем оставить легионеров у нас в тылу, — возразил Арминий. — Еще одна попытка! Они не могут отражать наш натиск вечно!

Может, вечно отражать натиск германцев римляне бы и не смогли, но тот последний штурм они отбили.

А среди осаждающих, чего и боялся Арминий, начались понос и кашель, к тому же люди уже голодали… И поползли слухи, что римляне стягивают к Рейну воинов со всей Галлии.

Германцы разбегались по домам, и ни уговорами, ни угрозами, ни силой нельзя было их удержать. Эти люди способны были совершить великое деяние — но не два таких деяния подряд. И, глядя на то, как на глазах тает его армия, Арминий уныло гадал, не слеплен ли он сам из того же теста.

Позднее лето считалось в Риме самым жарким и нездоровым сезоном, и все римляне, считавшие себя более или менее значительными персонами, проводили это время вне города. Некоторые владели виллами на взморье, другие предпочитали уединенные убежища в горах, там, где воздух был чист и царила приятная прохлада. Самые богатые фамилии имели остров, а то и два в Тирренском море.

Август владел и виллами на морском побережье, и особняками в горах. И собственными островами. Чего у него не было, так это претенциозности. В других претенциозность казалась ему неким извращением; правда, в отличие от других ему не нужно было демонстрировать собственную значимость. Он прекрасно знал себе цену, ее знали в Римской империи все от мала до велика.

Не имея особых претензий и радея о пользе дела, Август остался на лето в Риме. Переберись он в одну из своих летних резиденций — и являвшимся в столицу гонцам и курьерам пришлось бы выяснять, в какой он именно резиденции, а после ехать туда. Значит, сведения приходили бы к императору с задержкой, вопросы решались бы с запозданием. А ведь управление огромной империей и без того осуществлялось довольно медленно, и тормозить этот процесс еще больше было бы не только нежелательно, но и опасно. На такие события, как мятеж, вторжение врага или голод следовало реагировать быстро. И хороших новостей в летней резиденции пришлось бы дожидаться дольше. А как раз несколько дней назад пришло известие о том, что Тиберий наконец полностью усмирил мятежную Паннонию.

— Палатинский холм не так уж плох, — говорил правитель Римского мира всем, кто его слушал. А когда ты — правитель Римского мира, слушать тебя поневоле приходится всем. — Мы находимся здесь почти на такой же высоте, как если бы жили в Апеннинах.

И бесчисленные слуги и рабы слушали… А за спиной императора закатывали глаза и крутили пальцами у виска. Они слишком хорошо знали, что здесь, в Риме, жарче и отвратительней, чем в любой из множества летних резиденций, которую мог выбрать Август. Но если ему охота обливаться потом и вдыхать не слишком свежие городские запахи, которые приносит каждое дуновение ветерка, — воля его. А коли император хочет, чтобы и другие терпели такое из-за него… Опять же, на все его воля. Слугам и рабам оставалось только ворчать и сетовать — конечно, когда император их не видел и не слышал.

Август очень любил вздремнуть после полудня; учитывая его возраст, это было неудивительно. Слуги и телохранители — римляне и германцы, — отобранные из-за высокого роста и грозного вида, ревностно охраняли его покой.

И когда с севера, почти загнав коня, прибыл гонец со срочным посланием, император тоже спал.

Видя, в каком состоянии находится скакун верхового, один из конюхов Августа неодобрительно щелкнул языком. А другой добавил:

— Ты мог бы и не гнать так, приятель, потому что император все равно спит. И проснется не раньше чем через пару часов.

— Разбуди его, — спокойно, но твердо потребовал гонец.

— Что?

Оба конюха вытаращились на него, не веря своим ушам.

— Да он с нас шкуру сдерет!

— Он сдерет с вас шкуру, если не сделаете, что я велю. Я доставил очень важные новости.

— Что за новости? — живо осведомился конюх, беспокоившийся насчет своей шкуры.

— Послание для Августа, — промолвил курьер, глядя сквозь раба. — И император точно сдерет с тебя шкуру, если кто-нибудь узнает о новостях раньше его, не сомневайся.

— Ладно, ладно, — примирительно промолвил раб. — Это не нашего ума дела решать, кого пускать к Августу, кого нет.

«Не моего ума дела» — извечная отговорка челяди испокон веков.

Войдя во дворец, курьер коротко, но резко поговорил еще с несколькими рабами и в конце концов добрался до старших слуг, которым сообщил только что привезенные из Германии вести. У него спросили, какие именно вести, но он снова посмотрел сквозь вопрошавших. Старшие слуги принялись совещаться между собой на греческом, арамейском и на других языках, явно не похожих на латынь.

Судя по их взглядам, они были не в восторге от появления гонца, ведь из-за него им приходилось принимать решение в отсутствие хозяина, а значит, брать ответственность на себя. А вдруг Август разгневается, если его разбудят невесть из-за чего?

Но в конце концов упрямство курьера одержало верх.

— Стой здесь, — бросил ему один из старших слуг, не преминув одарить злобным взглядом, на который гонец не обратил внимания. — Мы побеспокоим Августа и доложим, что ты явился с важными вестями. Ну а что будет дальше, решать только ему.

— Конечно, — ответил гонец, явно готовясь к долгому ожиданию.

Но ждать ему пришлось недолго: спустя несколько минут, даже слишком поспешно для своего возраста и сана, в переднюю вышел Август. Его седые волосы были растрепаны, одежда смята, он протирал на ходу глаза, прогоняя остатки сна.

— Мне сказали, что ты явился с новостями из Германии, — промолвил Август без лишних предисловий. — Выкладывай немедленно.

— Слушаюсь.

Гонец поклонился в знак уважения к владыке Римского мира, но не к окружавшей императора свите.

— Прошу прощения, но вести я доставил столь дурные, что хуже некуда. Все три легиона Квинтилия Вара полностью уничтожены в Тевтобургском лесу. Спастись удалось лишь горсточке людей. Легионные орлы тоже утрачены, попали в руки германцев. Вар доверился варварскому царьку по имени Арминий, и тот заманил наместника в ловушку. Когда стало ясно, что разгром неизбежен, Вар приказал рабу себя убить. В конце концов он умер, как подобает мужчине, но тысячи людей умерли вместе с ним — и по его вине.

Пока гонец говорил, с лица Августа мало-помалу отхлынула кровь, и оно сделалось бледным, как выбеленное льняное полотно.

— Ты уверен? — переспросил император хриплым шепотом. — Тут не может быть ошибки?

— Прошу прощения, но сомнений нет. Человек, который вручил мне депешу, — гонец отстегнул от пояса футляр со свитком и подал Августу, — получил сведения из первых уст, от кавалериста, чудом спасшегося после бойни в лесах Германии. Конник расписал случившееся во всех подробностях. Я сам слышал его рассказ урывками, полностью же все изложено в свитке. Хотя, боюсь, словами случившегося не передать.