Николь Галланд - Трон императора: История Четвертого крестового похода

— Это даже хуже, чем теснота на кораблях, — сказал Грегор. — Неужели нет другого выхода? Какой-нибудь иудейский женский монастырь… В вашей компании одни женщины?

— Нет, — ответил мужской голос с акцентом откуда-то сверху. — В основном мужчины, потому из того адского пламени, что вы устроили, спаслось мало женщин.

Мы все посмотрели на говорящего: за спиной Джамили стоял Самуил, брат ее погибшего мужа. Он стоял так тихо и неподвижно, что слился с уличной толпой, от которой отличался лишь светлым цветом кожи и необычной шапочкой. Джамиля познакомила Самуила и Грегора, все так же не обращая на меня внимания. Пусть они с Самуилом дружили в детстве, но ведь воссоединились только вчера — когда же успели установить отношения строгого отца и послушной дочери? Глядя на них, я невольно проникся к Грегору любовью за то, что он придерживается роли большого брата.

После знакомства наступила неловкая пауза.

— Когда вы собираетесь покинуть нас, чтобы покарать неверных? — наконец спросила Джамиля, сухо пошутив.

— Как только нам заплатят, — ответил Грегор, невольно ежась под сверлящим взглядом Самуила.

— Значит, никогда, — изрек Самуил.

— Вы не думаете, что они постараются поскорее с нами расплатиться, чтобы избавиться от нас? — спросил Грегор, сделав неудачную попытку пошутить.

Юмор ему не давался и в лучшие времена, а уж тем более теперь.

— Хотелось бы, чтобы они поступили именно так, — сказал Самуил. — Но у них много и других неотложных дел. Придется перестраивать бухту, ликвидировать ущерб от пожара, устроенного венецианцами…

— И позаботиться о раненых воинах, — продолжила Джамиля.

— И восстановить Перу, — сказал Самуил.

— И отремонтировать Галатскую башню, — добавила Джамиля.

— И поддерживать государственную службу огромного правительства в самой гуще волнений и перемен, — сказал Самуил.

— И разумеется, нужно устроить пир по случаю коронации, — завершила перечисление дел Джамиля.

Они говорили с одинаковым акцентом и так слаженно, будто отрепетировали. В процессе перечисления длинного списка бедствий голос Самуила в конце концов зазвучал иронически. Я еще подумал, что он перенял иронию у Джамили.

Наступила еще одна неловкая пауза.

— Вы, наверное, осматривали город? — спросила Джамиля. — Что успели увидеть?

— Акведук и кучу церквей, — мрачно изрек я. — А вы?

— Вам нужен проводник, который рассказал бы о самом важном, — быстро и нервно заговорила Джамиля, лишь бы опять не возникла неловкая пауза. — Если бы я знала больше, то сама бы вас повела. Быть может, Самуил кое-что знает? — и она обернулась к нему.

Самуил, вновь став серьезным, ответил:

— Я не очень хорошо знаком с городом. Иудеев выселили за городские стены в Перу много лет назад. Там мы и жили, пока ваша атака не сожгла все дотла, уничтожив половину из нас.

Снова повисла пауза.

Ее нарушил Ионнис, вернувшийся с хлебом.

— Теперь мы отправимся в великий собор Святой Софии, храм Божественной мудрости, где и завершим паломничество, — объявил он.

— Да, пилигримы, завершите начатое, — мрачно изрек Самуил, после чего по-хозяйски подхватил под локоть Джамилю, второй рукой — ее подругу и намеренно увел их от нас.

В тот день мы не пошли в собор Святой Софии и, конечно, не стали тащиться в неведомую даль, чтобы взглянуть на голову Иоанна Крестителя. Отчасти в том была моя вина. Расставшись с Джамилей, я расхандрился, как прыщавый мальчишка, и Грегор, не утративший сияния после знакомства с таким количеством святых, не захотел, чтобы его впечатление от величайшей в мире церкви или самой важной реликвии было испорчено моим плохим настроением. К тому же стояла удушающая жара, и мы, много часов протопавшие под солнцем, были совершенно разморены. Поэтому мы попрощались с Ионнисом, нашим неулыбчивым проводником. Попытались расплатиться с ним, но получили отпор. Однако убедили его, что мы все поняли: его родной город поистине центр святости на земле. Потом мы направились в лагерь, воспользовавшись переправой через знаменитую бухту Золотой Рог.

За время нашего отсутствия лагерь переместили обратно на холм, украшенный Галатской башней. Приближаясь к скалистому берегу, мы заметили пришвартованный по эту сторону бухты золоченый императорский корабль: Алексей явился в лагерь с визитом к Бонифацию. Накануне маркиз провел весь вечер и ночь во Влахерне. После того как царевич впервые присоединился к армии еще на Корфу, менее двух месяцев назад, он не мог обойтись без Бонифация и нескольких часов.

— Интересно, а умеет Алексей дышать без помощи Бонифация? — прошептал я. — Что этот сопляк станет делать, когда пилигримы отбудут в Египет?

— Это не наше дело! — отрезал Грегор.

Мы отыскали шатер. Отто занимался выездкой лошадей вместе с Ричардусами. Грегор от усталости не мог к ним присоединиться, ему просто захотелось тишины, чтобы поразмышлять о тех святынях, что он сегодня лицезрел. По какой-то причине он не желал заниматься этим в присутствии ворчуна. Поэтому последовал приказ:

— Пойди сыграй для Бонифация.

— Мои инструменты потеряны, — сказал я, сворачиваясь калачиком, как для зимней спячки.

— Ты хочешь сказать, что сломал их. Уверен, у маркиза найдется свободная гитара, виола или что-нибудь еще.

Я пожал плечами, хотя, лежа калачиком, это было сделать нелегко.

— Мне до ослиной задницы, чем там занят Бонифаций со своим сопляком. Наплевать, что будет с армией. Отныне сам занимайся добычей сведений. Бонифаций не представляет для меня никакого интереса.

— Просто я подумал, что тебе небезразлично благополучие Лилианы, только и всего, — сказал Грегор, подчеркивая каждое слово, а потом вытащил из сундука мою ливрею менестреля и швырнул мне.

Вот такими он действовал методами, чтобы выгнать меня из шатра. Пришлось перестать притворяться, что не слышу его, и, проклиная все на свете, подняться с пола.

Время для поиска Лилианы было выбрано неприятное, тем более что мои усилия все равно ни к чему не привели. Но у Бонифация действительно нашлись инструменты — и гитара, и виола, и лютня. А когда у тебя отвратительное настроение, то лучше все-таки исполнять музыку, чем прикидываться впавшим в спячку грызуном (хотя и не намного лучше).

Внутри шатра было прохладно, потому что несколько слуг Алексея размахивали огромными веерами, сплетенными из древесной коры. Веера были настолько громоздкие, что на каждый требовалось по два человека — взрослый мужчина держал на весу опахало, а мальчишка поворачивал его. Самим же опахалыцикам приходилось стоять снаружи шатра на солнцепеке, чтобы веера не занимали слишком много места внутри. В самый разгар полуденной жары один из них грохнулся в обморок, по поводу чего Алексей все никак не мог успокоиться. Вообще этот царек вечно был всем недоволен, хотя вот уже пять раз подряд обыграл в кости Клаудио, охранника Бонифация, и пребывал сейчас в относительно неплохом настроении. К тому времени, как я появился, Клаудио успел лишиться всех своих денег, перешедших в карманы будущего императора, который тем не менее не позволил ему закончить игру. Затем Клаудио проиграл Алексею и свой нож, и пояс, и драгоценную булавку.