Амеде Ашар - Королевская охота

— О, сударыня, он меня любит и всегда будет любить.

Герцогиня Беррийская поспешно встала и выпила большой стакан холодной воды. Потом молча прошлась по аллее, срывая там и сям цветы, как будто для того, чтобы собрать букет.

— Но, — задала она вопрос, — почему вы не явитесь ко двору? Я уверена, что вы хорошего происхождения, вы молоды, прекрасны, я это вижу…Место ли здесь скрывать все эти сокровища?

— Я не могу этого сделать, сударыня, — отвечала Кристина.

— А! Стало быть, есть препятствие? Какое?

Кристина подняла глаза на герцогиню и промолчала.

— О, — продолжала та, кротко улыбаясь, — вы можете говорить без опасений. Будь я вам более известна, вы бы знали, что я могу многое сделать для тех, кого люблю. Мсье Шавайе из числа моих друзей, я вам уже сказала, и то, что я сделаю для вас, будет, я полагаю, отчасти сделано и для него.

— Я думаю, даже более, — отвечала Кристина.

— Так говорите же, — герцогиня прикусила от досады губы. — Я герцогиня Беррийская.

При этом имени, близком к трону, Кристина больше не колебалась.

— Я — Кристина де Блетарен, дочь графа де Блетарен, изгнанного за участие в возмущениях Фронды, — сказала она.

— Теперь мне все понятно: и глубокое уединение, в котором вы находитесь, и горечь маркиза Шавайе. Итак, я вас видела…Поверьте, что я вас не забуду.

Разговор продолжался: с одной стороны была полная откровенность, с другой — большое внимание. Когда герцогиня Беррийская собралась ехать, ей уже были известны малейшие подробности.

— Не стоит, — сказала она Кристине, — уведомлять о нашем свидании мсье Шавайе. Если мне удастся что-нибудь сделать для вас, для него это станет сюрпризом.

— Мне стоит большого труда скрыть от него хоть что-нибудь, но если вам угодно, чтобы я молчала…

— Я этого требую.

— Я буду молчать, сударыня.

Герцогиня Беррийская возвратилась в Марли, безмолвная и задумчивая. Намерений она пока что не имела никаких. Досада кипела в её сердце, оскорбленном в самом нежном чувстве — самолюбии. Конечно, она желала мести, но ещё не решилась на нее. Следовало наказать одного виновного или обоих? Самой сладостной местью стало бы бросить Эктора к своим ногам, уничтожить его своим презрением и возвратить Кристине, как человека, недостойного её любви.

Но на это герцогиня и не надеялась.

Когда Шавайе вернулся из Блуа, герцогиня все ещё пребывала в досаде. Что касается Кристины, та, верная своему слову, молчала. Фуркево тоже ничего не сказал. Поэтому Эктору о происшедшем ничего не узнал. Но у герцогини был слишком пылкий характер, чтобы медлить с нанесением первого удара.

Однажды вечером Эктор оказался рядом с ней вне толпы придворных.

Герцогиня подняла на него кроткие глаза и тихо, голосом более смущенным, чем она желала, произнесла:

— Завтра охота на оленя, вы знаете?

— Не знал, ваша светлость.

— Мне приятно вас о том уведомить. Вы на охоте творите чудеса, и, разумеется, будете на этой?

— Я боюсь быть лишенным этого удовольствия.

— Однако оно зависит от вас, только от вас.

— Нет, сударыня, на этот раз такое невозможно.

— Как невозможно? Даже если охота пройдет по перекрестку?

Намек был ясен и на этот раз Эктор не мог уйти от ответа. Он мог обмануть герцогиню выражением притворного чувства, но слишком чистосердечно любил Кристину, чтобы прибегнуть к обманам, которые почитал недостойными себя. Приняв решение, он посмотрел на герцогиню, комкавшую хорошенькими пальчиками веер.

— Вы говорите о перекрестке Фавнов? Но я утратил право о нем помнить.

— То есть вы не поехали бы ни в коем случае? — живо спросила она, с огнем в глазах и мраморной бледностью на устах.

— Я отдаю себе отчет, ваша светлость, что вещи, которых более не заслуживают, должны быть забыты.

Сломанный веер выпал из холеных ручек герцогини, которая встала и молча прошла мимо Эктора.

Час назад она ещё колебалась. Теперь она решилась и мечтала о мести всеми силами души.

Случай представился в тот же вечер, и она им воспользовалась.

Король был в своем кабинете, герцог Беррийский и принцессы королевской крови его окружали.

Говорил вельможа, к которому король особенно был расположен, говорил о стрелке, который, несмотря на строгость постановлений об охоте, убил украдкой фазана.

— Это вас удивляет, мсье? — спросила герцогиня Беррийская. — Со мной случались встречи более странные и такие удивительные, что ничто больше не в состоянии меня поразить.

Такое начало пробудило любопытство слушателей, засыпавших герцогиню вопросами.

Она обратилась к королю.

— Знаете ли, государь, что полиция Франции устроена странным образом? Вам говорят о тайной охоте? Что тут удивительного? Что значит тайная охота в сравнении с уголовным преступником?

Людовик XIV поднял голову.

— Что вы говорите? — вскричал он.

— Истину.

Людовик XIV нахмурил брови.

— Не моя вина, если люди, сражавшиеся против вашего величества, имеют дерзость выбирать местом своего пребывания жилища, столь близкие к королевским дворцам. Они живут там преспокойно, и я не знаю, почему бы им не поселиться в окрестностях Марли. Местность прекрасная, здоровая, удобная, и они там почти под покровительством короля.

— То, что вы говорите, сударыня, очень важно. Объяснитесь, — повелел король.

— С удовольствием, ваше величество. Недавно, заблудившись на прогулке между Шавнэ и Сен-Пон, почти на землях Версальского парка, я была принята в доме известного дворянина, сражавшегося против вашего величества во время возмущений Фронды.

— Его имя?

— Граф де Блетарен.

— Он жив еще…И так близко? — король всегда хранил в памяти имена тех, кто противился его власти.

Он позвонил, вошел придворный лакей.

— Позвать сейчас же первого президента, — последовал приказ.

Мсье Мем был в тот день в Версале, и король это знал.

— Мсье, — сказал он первому президенту Парижского парламента, не замедлившего явиться, — уголовный преступник граф де Блетарен, один из главных зачинщиков бунта в царствование королевы Анны, нашей матери, живет здесь рядом, между Шавнэ и Сен-Пон. Безнаказанность подобного человека служит дурным примером.

— Ваше величество, мне это было неизвестно…

— Идите, мсье, и чтобы все было сделано по закону; правосудие строгое и скорое, вы слышали?

Первый президент вышел. Герцогиня Беррийская вздрогнула.

Затеянная ею месть превзошла её желания.

Происшедшее в кабинете короля осталось тайной. Эктор с Кристиной не могли подозревать грозу, собиравшуюся над их головами. Оба пребывали в ожидании: он — важного поручения, о котором говорил король, она — результатов неясных обещаний герцогини Беррийской.