Михаил Рапов - Зори над Русью

— Кто у вас тут старшой? — подходя к работавшим, спросил Семен.

— Дядя Петр, тебя кличут!

— Слезай, дядя Петр! — закричало сразу несколько голосов.

Рыжебородый воткнул топор в дерево, посмотрел на Семку прищурясь, оценивая, спросил сверху:

— Тебе чего, дядя, избу продать? То к купцу надо, а избы есть, сколько хошь, эвон они стоят готовенькие, под крышу подведенные. У нас без обмана, товар лицом показываем, выбирай только, а купишь — раскатить и обратно на месте собрать — наше дело.

— Нет, мастер, мне церковь по обету срубить надо, — ответил Семен.

Рыжебородый легко спрыгнул со сруба.

— Церкву, какую?

— Немудрящую такую, чтоб об один день поставить можно было.

— Обыденку, значит. — И, обратясь к артели, Петр спросил:

— Как думаете, робяты?

Плотники отвечали разноголосо:

— Валяй, дядя Петр, торгуйся!

— Дело святое.

— И выгодное.

Сговорились в нескольких словах, пошли покупать лес.

Купец схватился за шапку, косясь на Петра, потащил Семку к бревнам.

— Уж и лес у меня! Такого поискать! Сосна кондовая, сто лет простоит, почернеет только, а чтоб гнили — ни боже мой, вот на эстолько не будет!

Петр молча слушал купца, но, когда Семен взялся за кошель, он шагнул вперед, ухватив купца за ворот, потащил к бревнам:

— Ты што, толстосум, врешь? Где тута кондовая сосна? Эта?

Купец опять забожился, но артельщик залез на бревна, всадил топор в комель, легко повернул тяжелый кряж.

— А ну, купец, полезай сюды, это тоже, скажешь, доброе дерево? У кондовой сосны слой мелкий, оболонь малая, а это што? Нет у тебя хорошего дерева, пойдем, Семен Михайлович, дале.

Купец побежал за ними, как полагается, ухватил за полу, уговаривал, божился, но, пока хорошей сосны не показал, Петр был неумолим, а когда деньги были уже заплачены, он вдруг вернулся к купцу:

— Ты с кем связался? С плотником! Так помни: плотника на дереве не проведешь, помни! — приговаривал он, тряся оробевшего купца. Потом, довольный, точно и дело сделал, пошел с Семеном поглядеть место, где церковь ставить.

Тут досталось Семену. Петр загонял его, заставил шагами землю мерить, велел колышки вбивать, а сам, делая хитрые, ему одному понятные зарубки на палке, поглядывал на дорогу: не везут ли лес.

Когда бревна привезли, изругал возчиков — долго канителились, потом на прощанье строго наказал Семену:

— Завтра с рассветом будь, хозяин, на месте. Проспишь — плюну. Ищи другую артель. Топор захвати — подручным работать будешь.

Семка послушно кивал головой. Поспорь с таким, сразу видно — мастер!

Еще не просохла роса, когда столпы под церковь были готовы, рубили их клетцами, [106] Клетцы — небольшие срубы, служившие фундаментами сооружения. для пущей верности в две стены.

Семка, не жалея сил, лихо рубил топором, только щепа в стороны летела. Увидев, что Петр–артельщик поглядывает на его труды, Семка спросил с задором:

— Ну, мастер, как я с топором управляюсь?

Петр подошел, помолчал, переступил с ноги на ногу, в раздумье подмял под лапоть головку ромашки.

— Что ж, хозяин, работаешь ты, конешно, со старанием, а только, не в укор будь сказано, если бы мои молодцы так рубили, то церкву твою и завтра не кончить. Брось топор, иди берестой венцы прокладывать.

Семка стоял перед ним красный, опустив ненужный топор, а Петр, хлопнув его по плечу, забасил:

— А ты не робей! Береста тоже дюже нужна: она от гнили помогает,

Петра окликнули плотники, делавшие алтарные прирубы, он побежал на зов. Работы ему было много: везде угляди — чтоб бревна хорошо подобрали, чтоб связали их на совесть, чтоб уложили правильно. Поспевал он всюду, всюду его рыжая борода мелькала, был неутомим и весел. Лишь когда что–нибудь не ладилось, он хмурился и, бормоча, поспешно отходил в сторону.

Плотники ухмылялись, понимали — по привычке хотелось ему выругаться зычно с высоты сруба, так, чтобы далеко слышно было, а тут нельзя: церковь строили.

Береста шла на прокладку лишь нижних венцов, и, когда эта работа кончилась, Семка, стараясь не попадаться на глаза Петру, пристроился работать на выкалыванье досок.

Работа эта требовала и сноровки и силы.

Парень присматривался, как мастера по слоям выбирали бревно — чтобы кривощела не было, как намечали место, куда клип вбивать, прорубали желобок, потом, когда первая узкая щель шла по стволу, наставала очередь Семки. Обухом топора он бил наотмашь по клину, и щель, после каждого удара расширяясь, уходила все дальше, в нее загоняли новые клинья, пока бревно не раскалывалось до конца.

Едва отдышавшись, Семка начинал обкалывать доску с другой стороны. Отдыхать было не время: стены к полудню успели вырасти высоко, а досок на острую шатровую крышу еще не хватало.

Только в обед, усевшись между плотниками у котла с кашей, Семен понял, как он успел вымахаться.

После еды, когда артель отдыхала в холодке, начав на разные лады похрапывать, Петр остановился около Семкиной работы.

— Мало, хозяин, досок, что и делать, не знаю: и крышу крыть, и пол стелить, и на двери, и на крыльцо — всюду доска нужна.

Семка задумался.

— Вот что: давай бревна лишь с одной стороны обкалывать, так половинками бревен пол и застелем.

Петру этого только и надо было: работы вдвое меньше, а лесу пойдет больше, так ведь лес–то хозяйский, но сделал вид, что удивился Семкиной сметливости, разахался:

— А я–то, рыжий дурак, и того удумать не мог, ты, хозяин, хошь и плотник никудышный, а мужик хитрющий.

Эту похвалу принял Семен за чистую монету.

— Ты сам, дядя Петр, себе на уме, — ответил он артельщику, — как бревна–то подбирал: что потоньше, полегче, на верхние венцы положил.

Мастер забрал бороду в кулак и теперь уже бесхитростно, задумчиво поглядел на сруб, серые глаза его, отражая чистое небо, поголубели.

— Нет, Семен, тут другое! Высокий мы сруб сложили?

— Еще бы не высокий!

— А кажется он еще выше, чем на самом деле. Ты вот знаешь, что наверху бревна тоньше положены, а око наше того не ведает: для него все бревна равны, а если вверху бревна тоньше, так оку нашему храм твой выше казаться будет.

Семен с изумлением смотрел на только что срубленные стены. Просто и премудро!

А Петр говорил без конца, любовно про то, как он на простую четырехстенную избяную клеть восьмерик поставит, а потом шатер, как высоко–высоко в небо будет поднята чешуйчатая главка.

— Ты, Семен, о премудрости обмолвился. Какая же тут премудрость? Ставим по старине, попросту, как от дедов пошло, сверху донизу храм одним топором срубим.

Слова его были прерваны конским топотом. Княжой отрок осадил коня, подняв облако пыли, и крикнул:

— Семен Михайлович, к князю скорее: неладно там наверху. — Ускакал дальше.