Крис Хамфрис - Французский палач

«Я умру здесь. Моя клятва Анне Болейн нарушена».

Он в отчаянии смотрел на Фуггера. И тут Фуггер зашевелился. Резкое движение руки сшибло череп Феликса с кучи отбросов. По его телу стала распространяться дрожь, пока не затряслось все – руки, ноги, голова. Одним прыжком Фуггер вскочил на ноги и закружился. А изо рта у него рвались крики: слова на множестве разных языков, вопли, стоны, невнятица.

Ворон громко каркнул, взлетел и закружился над ними. Медленно, постепенно шум стал стихать, карканье мужчины и птицы смолкли, тряска успокоилась. Когда она сменилась дрожью, Фуггер вдруг прыгнул на клетку, просунул левую руку в прутья и закачался, устремив на Жана безумный взгляд.

– Кто тебе сказал? – взвизгнул он. – А? Ну же, ну же, говори: кто прислал тебя мучить меня, кто рассказал тебе мою жизнь, кто дал тебе в руки оружие против меня?

– Я не понимаю… – начал Жан, но Фуггер принялся с силой раскачивать клетку.

– Значит, ты видел! – заорал он. – Ты все увидел и придумал свою историю – так хитро! Признайся, и тебе будет легче: обещаю тебе скорый конец. Твоя история – сплошная ложь! Ложь, ложь!

– Мсье, – проговорил Жан как мог спокойно, – я ничего не знаю о твоей жизни. Я рассказал тебе правду о своей. Вот и все.

Фуггер еще покачался, пристально глядя на Жана, а потом воскликнул:

– Попробуй только сказать, что не знал об этом!

И он ткнул Жану в лицо свою правую руку. Она заканчивалась культей.

Для человека в клетке наступило мгновение выбора. Фуггер так близко от его затекших рук! Схватить, вывернуть, сделать больно, заставить его откачнуть клетку к перекладине, вынудить взять ключ. Уже в дюжине сражений решительность и готовность воспользоваться шансом – любым шансом! – помогали ему выжить.

«Ну же, – сказал себе Жан, – пользуйся и этим!»

И в этот миг нерешительности он вспомнил другое перерубленное запястье, и это воспоминание помогло ему разглядеть в глубине безумных, сверкающих в лунном свете глаз Фуггера ту же боль, ту же мольбу, что он видел всего неделю назад в лондонском Тауэре.

Жан медленно обхватил пальцами искореженную плоть и на секунду мягко удержал ее. Фуггер упал на спину, словно от удара, и снова застыл на куче. Он не шевелился, только по лицу у него струились слезы.

В долгом молчании, которое нарушал лишь плач Фуггера, Жан гадал, не упустил ли он свою единственную возможность выбраться на свободу. Довериться милосердию безумца? О чем он только думал! Его отнюдь не успокоило то, что приглушенный плач сменился хриплыми, резкими звуками, которые могли быть только смехом.

– О, Демон, милый! – смеялся Фуггер. – Это и впрямь такая хорошая история! И такая невероятная, что может быть только правдой!

И смех смолк – так же неожиданно, как и начался. Фуггер сел, вытер лицо грязным рукавом и сказал:

– Те люди, которые тебя сюда посадили. Они взяли руку королевы?

– Да.

– Почему?

– Не знаю. Здесь говорят, что в останках есть сила. Если это так, то в этой руке ее должно быть очень много.

– И кто ее украл?

– Ты уже сказал, что одного называли архиепископом. Она предупреждала меня, что найдутся те, кто захочет использовать ее после смерти в своих целях.

– Второй назвал его архиепископом. И это его очень разгневало. И я подумал: какие знатные гости! Вот тогда я и понял, что ты необыкновенный.

– Архиепископ. В этом есть смысл. Ты знаешь откуда?

– Нет. Но я слышал, что он упомянул Сиену.

– А тот, второй? Офицер? – спросил Жан.

– Я его не видел. Но по голосу я понял, что он – мой соотечественник. Немец. Но с юга. Наверняка один из этих проклятых баварцев.

– Так. – Сквозь прутья Жан посмотрел на дорогу, по которой уехали всадники. – Я начинаю узнавать моего врага.

– А я знаю моего, – сказал Фуггер. Он вскочил и снова просунул в решетку свою здоровую руку. – Что ты мне дашь, если я сейчас тебя освобожу?

– Я дал тебе мою историю. Разве я не выполнил мою часть уговора?

Фуггер снова разразился своим странным каркающим смехом, напоминавшим шуршание грубого пергамента.

– Ты сказал – только если она мне понравится. Она мне понравилась. Но мне нужно кое-что еще.

– У меня больше ничего нет. У меня никогда не было много, а они забрали последнее. Даже мой меч. У меня нет золота.

– Золота? – Фуггер повернулся и плюнул на кучу. – Я – сын банкира, и моя жизнь была сплошным золотом. И посмотри, к чему оно меня привело! – Не дав Жану времени ни о чем спросить, Фуггер продолжил: – Нет, даже княжеский выкуп не вытащил бы тебя из этой клетки. Я прошу у тебя только то, что ты можешь мне дать: еще одну клятву.

– Какую?

– Позволь мне помочь тебе исполнить твою первую клятву.

– Отпустив меня на свободу, ты мне поможешь.

– Нет. Я хочу помочь тебе получить обратно то, что у тебя отняли. Видишь ли, я тоже потерял руку. Мне подобает найти другую.

Жан заглянул в безумные глаза Фуггера и подумал: «Все, что я пока видел, – это его сумасшествие. Я совсем не видел человека. А теперь я вижу человека и то, что ему необходимо. И его нужда, наверное, не меньше моей». И все же он сказал:

– Я не стану тебе лгать. Мое обещание королеве значит для меня все. Если ты мне поможешь, то, мне кажется, ты будешь за это вознагражден. Но если ты мне помешаешь – я моментально тебя брошу.

Для человека, болтающегося на виселице, это были храбрые слова. И Фуггер оценил их.

– Ты умеешь торговаться. И с такого выгодного положения! – Он захохотал. – Я согласен.

Одним прыжком он достал ключ с перекладины и повернул его в замке. С громким скрипом железная клетка открылась, и Жан вывалился из нее. Ворон громко закаркал.

– О да! Как я мог забыть? Демон тоже пойдет с нами! Какая сила – мы трое! Наше приключение начинается!

И Фуггер снова пустился в свой странный дерганый танец.

Жан лежал на спине на куче отбросов, наблюдая за прыжками безумца и круженьем ворона, и его затекшие и избитые руки и ноги отчаянно болели.

– Да поможет нам Бог! – простонал он.

– Аминь! – заорал Фуггер, продолжая неистово кружиться.

Хозяин постоялого двора в Пон-Сен-Жюсте твердо знал одно: захватывая в плен своего противника, немцы устроили у него погром, не заплатив за это ни су. И к тому же двое их раненых товарищей, оставленных на сеновале заботам его жены с обещанием вознаграждения по возвращении отряда, перед самым рассветом внезапно, одновременно и таинственно умерли. Теперь придется заниматься еще и трупами, отмывать пятна крови на полу и соломенном тюфяке, чинить или заменять мебель и посуду, разбитые во время схватки… И к тому же пропали разлитое вино и рагу, которое теперь подъедают кошки!

– И поэтому, моя милочка, – объявил Гийом Рош своей жене, помахивая жирными пальцами, – раз они не вернулись, чтобы заплатить, то по старинным обычаям мы можем присвоить их пожитки!