Рахим Эсенов - Тени «Желтого доминиона»

Таганов задумчиво посмотрел ему вслед: душа-человек, совесть Конгура, всех его честных людей. Вот такими сильны Советы, на таких, как на гранитной основе, держится народная власть! Ведь и грамоты кот наплакал, а сколько в нем страсти, самоотверженности, энтузиазма, стремления во все вникнуть самому, дойти до сути. Таких людей могла породить только Великая Революция, та, что свершена народом.

Сколько людей познал за эти годы Таганов, сколько ярких человеческих судеб прошло перед ним… Испытание временем выдержала дружба Ашира с Игамом Бегматовым. Когда Таганова оклеветали, то Игам и его жена Марина, глубоко убежденные в невиновности и искренней преданности своего товарища делу партии и народа, написали поручительство в Центральный Комитет Коммунистической партии (большевиков) Туркменистана, заявив, что не верят злым наговорам и готовы взять его на поруки.

Те месяцы были самыми тяжкими в жизни Ашира. Отстраненный от любимого дела, бессильный опровергнуть нелепейшие, выдуманные обвинения, он не находил себе места ни в Ашхабаде, ни в Конгуре. Глупость всегда обескураживала Ашира. В час испытаний супруги Бегматовы не оставляли своего друга, часто встречались с ним, поддерживали.

Старым друзьям, как и прежде, связанным общим делом, вечно беспокойным, всегда находилось о чем поговорить – Игам Бегматов работал в отделе ЦК Компартии Туркменистана.

Ашир Таганов за все годы своей сознательной жизни, и особенно за время службы в органах ГПУ, убедился, что, с кем бы ему ни приходилось учиться, трудиться или воевать, все, кого считал коллегой, товарищем по партии, отличались человеколюбием, бескорыстием, обостренным чувством товарищества и дружбы. Он даже не представлял, как бы сложилась его судьба без друзей, без семьи Бегматовых, без сотоварищей отца, без бывшего балтийского моряка Ивана Касьянова, освобождавшего Туркмению от белогвардейцев и английских интервентов, Ганса Розенфельда, служившего в свое время в кайзеровской армии по заданию революционной организации «Союз Спартака», а потом посвятившего себя целиком делу Октября… Им, истинным революционерам, подлинным интернационалистам, Таганов был обязан всем – собственной жизнью, жизнью близких, тех аульчан, которых банда Джунаид-хана не пленила, не убила лишь потому, что в Конгур вовремя подоспел чекистский отряд Касьянова и комиссара Розенфельда.

Казалось, давно это было, и в то же время совсем недавно, в самом начале тревожных двадцатых годов. В кочевом ауле, где джунаидовские всадники успели сжечь юрту Тагана, а сотник Хырслан увез сестру Ашира, юную Джемал, и сделал ее своей женой.

Со сгоревшей юртой кануло в прошлое и старое. Семье Тагановых чекисты отстроили новый дом, не хоромы, но все же это был свой кров, родной очаг. И вчерашний кочевник Таган, еще приглядывавшийся к незнакомым людям, к новой власти, понял, что у него с Советами дорога одна. Он вступил в красноармейский отряд, чтобы бороться против Джунаид-хана, со всеми, кто еще вчера помыкал такими, как он, Таган, бедняками. Таган и его односельчане, взявшиеся за оружие, знали, за что воевали, – не только за свободу, за право жить без вражды и насилия, но и за землю и воду, которые им дала новая власть. О таком раньше, даже год назад, они и мечтать не смели.

А когда отец Ашира, командовавший уже особым чекистским отрядом, погиб от рук басмачей, то первыми, кто разделил горе с семьей Тагановых, были Касьянов и Розенфельд. Они приезжали в Конгур и на годовщину памяти Тагана, сидели в кругу аульных аксакалов, вспоминая, каким искренним, честным человеком прожил свою жизнь их односельчанин. Касьянов вспомнил, что Таган питал особую привязанность к Розенфельду. Видно, за самоотверженность и отвагу, с какой он, немец, находясь вдали от своей родины, на чужбине, по своей доброй воле бился за счастье и свободу маленького народа в Каракумах. Надо родиться с великим сердцем, чтобы, забыв личное, посвятить свою жизнь другим.

И тогда, в тот вечер в родном Кунгуре, Ашир Таганов решил стать коммунистом. Со временем он вступил в ряды партии по рекомендациям Касьянова и Розенфельда, разглядевших в юноше задатки будущего чекиста.

Добро родит добро. «Дыня у дыни цвет набирает», – говорят туркмены. Рядом со спелым плодом зреет такой же. Рядом с Касьяновым и Розенфельдом Ашир Таганов не мог быть иным.

Не без влияния Таганова рос Мурад, старший сын Дурды-бая, одного из крупнейших феодалов, не захотевшего смириться с тиранией Джунаид-хана и решившегося вместе со своим родом перейти на сторону советской власти. Но Джунаид-хан подло и жестоко отомстил «изменнику»: Эшши-бай исполнил коварный замысел отца, убил Дурды-бая и многих его ближних, а в убийстве обвинил… чекистов.

Грязную игру хана разгадали. Родные Дурды-бая, его дети, чудом оставшиеся в живых, ушли от Джунаид-хана, не захотели погибать во имя «зеленого знамени пророка».

Мурад Дурдыев поначалу жил в Ташаузе, Хиве, закончил школу, а затем о своем решении продолжить образование написал Таганову. Чекист принял участие в судьбе Мурада и посоветовал поступить на ашхабадский рабфак.

Аширу живо представился веселый, неунывающий Аташ Мередов, бывший чабан с пресноводного озера Ясга, что в сердце Каракумов. Тот самый, который по совету Таганова вступил в комсомол, стал чоновцем. Во всем кавалерийском эскадроне не было равного ему меткого, бесстрашного пулеметчика, находчивого джигита, следопыта. После нескольких лет службы в чекистском эскадроне, принимавшем участие в разгроме басмаческих банд, Аташ уехал в город учиться и, неожиданно обнаружив в себе талант артиста, поступил в театральную студию. Конечно, тут опять не обошлось без Ашира Таганова, все еще питавшего слабость к своей первой профессии.

Мысли Ашира прервал тихий голос Огульгерек:

– Ашир-джан, душа моя, поздно уже… Иди домой. В аулсовете уже лампу зажгли. Опять Агали с Айгуль будут полуночничать.

– Хорошо, мама! Ты иди, я приду. – Поливая саженцы из ведра, Ашир невольно отыскал глазами стоявшее напротив приземистое помещение аулсовета, где за окном вдруг мелькнула тень Айгуль. Еще не отдавая себе ясного отчета, он выпрямился, и ноги сами понесли его к аулсовету.

В памяти Таганова невольно высветился тот далекий осенний день, день свадьбы Айгуль и Нуры… Сколько душевных мук стоило ему тогда заставить себя прийти на той-свадьбу и, не потеряв самообладания, сесть в круг играющих в «колечко», веселить гостей, шутить, смеяться, а после сидеть со всеми и, словно ничего не случилось, слушать песни Сахи, любимого во всей округе бахши – народного певца.

После свадьбы и даже после того, как Нуры сбежал за кордон, Ашир не раз встречался с Айгуль. Какой он ее только не видел: жалкой и беспомощной тогда в горах, когда ее, подавшуюся за мужем, отбили от басмачей; помнил грузную, ходившую на сносях, изуродованную коричневыми пятнами, растекшимися по всему лицу; видел веселой, жизнерадостной, заправлявшей делами аулсовета, строгой и решительной, когда раскулачивали Атда-бая…