Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 1

Оставался еще сын Жерома — Никола, здоровый и с виду простодушный парень лет двадцати, разбиравшийся в контрабанде значительно лучше, чем в часах. Никола Троша доставили к Савари, который вместе с первым консулом с нетерпением ждали его. Как только ему сказали, что отец во всем сознался, он тут же поверил и начал давать показания.

Трош-младший не боялся говорить, поскольку особой вины за собой не чувствовал. Да, его заранее предупреждали, когда надо помочь контрабандистам с высадкой. Если море было спокойным, он выходил к обрыву и подавал им условный сигнал; если штормило, ждал прояснения. Он подавал прибывшим руку и по очереди втаскивал наверх, потом один из его друзей уводил контрабандистов, а он, получив по три франка с каждого, больше никогда о них не слышал.

Этим делом семья Трошей занималась с незапамятных времен, Никола по праву старшинства получал всю прибыль, то есть около тысячи франков в год. И все как один Троши заверяли, что знают людей, которым они помогали, только как контрабандистов.

Через приоткрытую дверь Бонапарт слышал весь разговор, который не дал ничего нового.

Савари спросил, скоро ли очередная высадка. Никола Трош ответил, что в то время, когда ему оказывали честь и забирали для допроса, английский бриг лавировал напротив скал Бивиля, ожидая окончания шторма, чтобы причалить.

Савари благодаря указаниям первого консула знал, что ему делать. Если Никола Трош признается — а он только что это сделал, — Савари должен немедленно отправиться вместе с ним в обратный путь и взять всех, кто высадится в Бивиле.

Молодого Троша оставили на весь день под присмотром, а Савари начал собираться в дорогу. Но как ни расторопен был адъютант Бонапарта, он не смог отправиться в путь раньше семи часов вечера. Вслед за ним выехала огромная колымага с дюжиной отборных жандармов.

В какой-то момент появился соблазн посадить Никола Троша за решетку вместе с его отцом Жеромом. Но молодой человек, предпочитавший оказаться на свежем морском воздухе, а не в душной камере, резонно заметил, что, если он не подаст с берега условных сигналов, вся операция окажется под угрозой срыва.

Трош был прирожденным браконьером, ему лишь бы охотиться, а за кем — неважно. Кроме того, его не оставляла мысль, что дорожка, по которой он шел, могла, не ровен час, привести к эшафоту, и потому теперь помогал полиции с тем же рвением, с каким раньше подсоблял контрабандистам.

Савари прибыл в Дьепп глубокой ночью ровно через сутки после отъезда из Парижа. Его наделили полномочиями от военного министерства, которыми он мог воспользоваться в случае необходимости. И первым делом он поинтересовался, что происходит на побережье.

Погода по-прежнему не радовала, и о высадке не могло быть и речи. Савари не захотел дожидаться перемены погоды в Дьеппе. Он и его жандармы переоделись в гражданское платье и направились в Бивиль.

Савари опередил остальных, и Трош проводил его к дому, в котором обычно останавливались посланцы с английских пакетботов. Этот дом стоял на отшибе, далеко за окраиной деревни, так что те, кто хотел в нем укрыться от любопытных глаз, легко подходили к нему незамеченными. Савари перепрыгнул через изгородь и, крадучись, приблизился к окну. Приоткрыв ставень, он разглядел стол с вином, нарезанным ломтями хлебом и брусками масла.

Савари обернулся, подозвал Троша и показал ему накрытый стол.

— Это угощение, — пояснил Трош, — его всегда готовят для тех, кто приходит с берега. Раз стол накрыт, значит, высадка будет сегодня ночью или завтра днем. Начался отлив, они будут здесь или через четверть часа, или не раньше завтрашнего дня.

Савари не оставалось ничего другого, как ждать. И ждал он с особым нетерпением, так как прошел слух, что на этом английском корабле находится тот самый принц, без которого Кадудаль не намеревался или недолжен был предпринимать каких-либо действий.

На рассвете следующего дня Савари вместе с Никола и жандармами направились к скалам. Вся земля покрылась снегом, ветер с силой дул в сторону моря, а воздух заполнился снежными хлопьями, так что в десяти шагах уже ничего не было видно. И тут Савари показалось, что долгожданный момент наступил: с тропинки, проложенной по ложбине и ведущей прямо к скалам, донеслись голоса. Трош тронул Савари за рукав и сказал:

— Это наши, я слышу голос Пажо де Поли.

Пажо де Поли — ровесник Никола Троша — служил в его отсутствие проводником контрабандистам. Савари послал жандармов перекрыть тропинку со стороны суши, а сам вместе с Трошем и двумя полицейскими пошел туда, откуда слышались голоса.

Четверо мужчин, внезапно появившихся на краю ложбины, и резкий окрик «Стой!» напугали путников, но Пажо, узнав Троша, воскликнул:

— Не бойтесь, это Трош!

Пажо и его спутники возвращались с обрыва, где напрасно ждали высадки контрабандистов. Те уже три раза пытались на шлюпке подойти к берегу, но бурные волны мешали им причалить, и они возвращались на борт. Затем корабль снова уходил в открытое море, лавировал там весь день, а вечером снова приближался к берегу. После последней попытки, которую они предприняли рано утром, ветер донес до берега слова: «До завтра!», и крестьяне поняли, что дальше ждать бесполезно.

Всю следующую ночь Савари провел в засаде, а на следующее утро обнаружил, что бриг на всех парусах уходит в сторону Англии.

Савари остался еще на день в надежде, что бриг вернется.

Он внимательно изучил трос, по которому контрабандисты взбирались на скалы. И хотя адъютант Бонапарта был не робкого десятка, он решительно заявил, что лучше десять раз оказаться на поле боя, чем один раз лезть по этому кое-как закрепленному тросу, да еще когда вокруг буря, сверху темнота, а под ногами море.

Каждый день он докладывал Бонапарту, как идут дела. И через месяц по телеграфу получил приказ возвращаться в Париж. Некоторые события убедили Бонапарта, что пресловутого принца, без которого, как утверждал Кадудаль, он и шагу не ступит, на борту английского брига не было. А без него Жорж был не более как рядовой заговорщик, так как только герцог Беррийский или граф д'Артуа превращали его в союзника законного претендента на трон.

Бонапарт вызвал Карно и Фуше.

Вот что он написал об этой встрече в рукописи, доставленной со Святой Елены на паруснике «Эрон» [107] Подобных мемуаров Наполеона, доставленных на корабле «Эрон» (Цапля), в наше время обнаружить не удалось. :

«Чем дальше я шел, тем опаснее становились якобинцы, не простившие мне гибели своих единомышленников. Понимая, что ситуация крайне обострилась, я вызвал Карно [108] Карно Лазар (1753–1823) — французский математик и политик, убежденный республиканец, единственный, кто открыто выступил против провозглашения Бонапарта императором. — Прим. пер. и Фуше.