Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

— Их попросила у меня Жанна, — ответил Рене, — я подарил их ей, они принадлежат ей.

На второй день, едва занялся рассвет, караван был в полной готовности и дожидался во дворе дома.

В какое-то мгновение всех встревожил Рене: он не спускался, а когда сходили за ним, в комнате его не было. Было уже решено отправиться на его поиски, как все увидели его выходящим из часовни: часть ночи он провел рядом с гробом Жанны.

Оставалось навестить только слонов, Омара и Али. Те сначала подумали, что он их искал, чтобы взять с собой, но вскоре догадались, что им суждено остаться. И, поскольку еще не были джентльменами, чтобы скрывать свою печаль, они ее выразили перед Рене самыми откровенными и бесцеремонными жестами.

На том же месте, где они впервые встретились, теперь они расставались. Сэр Джеймс хотел непременно подарить Рене лучшую из его винтовок, а Рене в обмен вручил ему одно из своих ружей. Элен уже отдала ему то, что больше всего хотела дать, обе щеки для поцелуя.

Было решено, поскольку в караване не было женщин, обыкновенно замедлявших движение, сделать всего одну остановку на пути из Земли бетеля в Пегу: остановиться на ночлег запланировали у озера, а на следующий день одним броском достичь Пегу.

Рене и Франсуа вскочили на своих маленьких бирманских лошадей, которые могли неутомимо нестись весь день во весь опор; впрочем, люди, которые сопровождали их, оказались еще удивительнее и еще неутомимее лошадей.

В полдень приостановились в чаще леса, чтобы переждать жару. Рене, нагруженный бетелем, которым его в избытке снабдили братья, раздал часть его своим людям, пообещав наградить их такими же количествами вечером, а потом и на следующей остановке.

Через пять часов они были у озера.

Едва добрались до него, как несколько негров и индусов бросились купаться, хотя вдали были хорошо видны над поверхностью озера, похожие на вырванные с корнем деревья, неподвижно замершие, всех размеров многочисленные туловища кайманов. Пловцам нечего было с себя снимать, не считая подобия юбки голубого цвета, надеваемой на талию и длиной до колен.

Они скинули их и устремились в воду.

А тем временем Рене и Франсуа сторожили, с ружьями наперевес, переводя взгляды с озера на лесную чащу, близко подступавшую и вблизи редеющую.

Внезапно один из купальщиков вскрикнул и скрылся под водой: это кайман незаметно подобрался к нему, схватил за ногу и тащил под воду. При этом крике ужаса и отчаяния другие купальщики бросились к берегу; как вдруг позади одного из них воду взбурлила огромная рептилия. Тот, за которым она гналась, удвоил усилия и вскоре достиг берега. Не успел он ступить на него, как позади показалась из воды голова, и вот уже передние лапы чудовища скребли землю. Негр, шагов на десять опережавший зверя, побежал что есть сил в сторону Рене.

— Ну и где же он? — спросил тот, смеясь.

— Это кайман, которому захотелось позавтракать моей плотью, — ответил негр, задыхаясь.

Между тем кайман выбрался на берег и собрался в погоню за негром, на которого смотрел не отрываясь; так казалось беглецу.

— Вот как! — удивился Рене. — Неужели кайманы могут нападать на людей вдали от воды?

— Думаю, что вполне, хозяин, особенно если раньше они уже изведали человечины; да вот и он, сейчас примется за охоту.

— Несчастный, ты же безоружен! — сказал Рене.

— Нет нужды, — ответил негр и обратился к своим приятелям: — У меня нет нужды, а вы подходите, вон то дерево — оно мне нужно.

Заметив, что вокруг объекта его охоты собралось еще трое или четверо его породы, кайман остановился, соображая, стоит ли забираться дальше.

Негр подошел к нему так близко, что кайман раскрыл огромную пасть, думая, что тот решил добровольно в нее броситься. Неожиданно пасть захлопнулась с тем же звуком, с каким доски падают одна на другую; но зверь ничего не поймал, кроме воздуха.

Он продолжил преследование равномерными рывками по четыре-пять шагов.

Но и африканец уже добрался до дерева, выбранного им как необходимая деталь развлечения, которое они сейчас устроят кайману.

Время его пришло: кайман был в десяти шагах. Негр разбежался и с легкостью обезьяны взлетел по ивовому дереву.

Рене уже думал, что негр в безопасности; но тут кайман, с трудом зацепившись за ствол, подобно гигантской ящерице полез за негром. Тот запрыгнул на одну из отходящих в сторону ветвей дерева. Кайман, аппетит которого от этого спринта и от разочарования лишь обострился, отважился за ним туда же. Сейчас погибель негра казалась неизбежной, кайман полз по ветви, и зрители затрепетали. Но вот негр уже на конце ветви, откуда мягко спрыгнул на землю.

Тут уж все его друзья сбежались на подмогу и, схватившись вместе за конец ветки, дружно ее затрясли, и так ее закачали, забросали из стороны в сторону, затолкали, что кайман, какой он ни твердолобый, а все же понял, что угодил в ловушку. В отчаянье, раскаиваясь, что его понесло на дерево, он вытянулся по всей длине ветки и вцепился когтями, пытаясь как-то сохранить равновесие, несмотря на сильные толчки. Наконец, перевернувшись на ветке, как переворачивается седло на коне, сползая со спины на брюхо, он упал.

И так как он оставался недвижим, негры дружно бросились к нему: он упал головой вниз и сломал себе шейные позвонки.

Через час уже путешественники, устроившись вокруг большого костра, поедали каймана, вместо того чтобы кайман поедал путешественников.

Ночь опустилась быстро. Рене приказал своим людям собрать или нарубить дров для большого ночного костра, который отпугивал бы и держал на расстоянии разных рептилий, диких тварей или кайманов.

Предосторожность тем более уместная, что запахи жаркого могли привлечь сюда всех любителей полакомиться мясом, сырым или жареным.

Через десять минут древесины было собрано на всю ночь. Рене превратил костер в подобие живого огневого рубежа, который следовало все время подкармливать там, где он обессилевал. Затем, раздав бетель, чтобы поднять у людей настроение, Рене отправил их всех спать, объявив, что он и Франсуа будут бдить за них всю ночь и стеречь от всего.

Огонь горел, началась ночь вместе с ее обычным мрачным концертом: рычанье тигров и мяуканье пантер, жалобы кайманов, похожие на детский плач, — казалось, все звуки были призваны, чтобы нагнать страх на человека, а лес, вода и джунгли уступили поле брани армиям демонов, готовых растерзать друг друга И только воздух еще был не занят; но через час и над огнем начали порхать летучие мыши, огромные, словно совы, и вмешивать свои пронзительные ноты в общую устрашающую симфонию, пролетая сквозь клубы дыма, словно вздымавшегося из раскрытого жерла преисподней.