Александр Дюма - Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2

— Прекрасно! Что я должен для этого сделать? — спросил губернатор.

— Вы можете следующее: составить письмо, в котором вы рассказываете все хорошее, что слышали обо мне, говорите, что слава о моей отваге, которую я проявил в Индии, побуждает вас послать меня во Францию, и ходатайствуете…

— Письмо министру? — перебил генерал.

— О, нет! Ни в коем случае, напротив: просить первого же капитана высокобортного корабля, который мне встретится. С вашей рекомендацией на руках меня любой капитан возьмет к себе на судно гардемарином. Я заслужил право на это звание, не так ли? Я знаю, на каком скромном судне плаваю, но, в конце концов, если я справляюсь со шлюпом, это примерно то же, что и командовать бригом, а иметь дело с бригом — это то же, что и с корветом, а корвет — это уже почти линейный корабль.

— То, о чем вы меня просите, мой милый Рене, слишком просто устроить, — сказал генерал, — и мне хотелось бы сделать для вас что-нибудь большее. Вы хотите послужить Франции? Отлично. Я составлю для вас приказ о вашем возвращении в Европу и отправлю письма трем капитанам, моим близким друзьям: Люка, который командует «Грозным», Космао, капитану «Плутона», и Инферне, капитану «Бесстрашного». Вы можете взойти на борт любого из них, где бы вы их ни встретили, и через десять минут у вас уже будет место в кают-компании. Могу ли я еще что-либо сделать для вас?

— Благодарю, сделав то, о чем говорите, вы меня очень одолжите.

— Когда вы рассчитываете вернуться во Францию?

— Для этого я не нуждаюсь ни в чьей помощи, генерал; маленькое судно, на котором я плаваю и с которым бросал вызов более быстроходным английским кораблям, мне вполне подходит: оно американское, и следовательно, нейтральное. Для американца я слишком хорошо говорю по-английски, зато понять эту тонкость способны лишь сами американцы. Я выйду в плавание через два-три дня, а свою часть добычи оставлю тем восемнадцати, что сопровождали меня в пути из Бирмы. Вы будете распределять эти деньги, и по мере того как мой экипаж, вместе или по отдельности, вернется на остров Франции, каждый получит свою долю. Единственный, кого я хотел бы выделить, это Франсуа, который сопровождал меня в Пегу, ему надлежит выдать двойную долю.

— Вы еще зайдете на прощание к нам, не так ли, господин Рене?

— Я буду иметь честь, генерал, передать вам мою собственноручную роспись по моим людям, сколько полагается каждому. И я буду крайне сожалеть, если мне не удастся выразить свое почтение госпоже Декан и свои дружеские чувства Альфреду.

— Не хотите ли вы их видеть сейчас же? — спросил генерал.

— Мне не хочется их беспокоить, — последовал ответ.

И, отвесив поклон губернатору, Рене вышел.

Возвратившись к себе, он застал поджидавшего его банкира Рондо. Среди всех неприятностей, происшедших с ним накануне, он не забыл о том, что его положение обязывает его зарабатывать деньги. И еейчас он явился обсудить свою часть добычи, той, в обеспечение которой он выделил Рене деньги, чтобы раздать их членам его экипажа перед его отплытием из порта Луи.

Рене действительно рассудил, что так несравненно проще, нежели забирать с собой людей, которые потом должны будут вернуться за тем, что им уже причитается, да еще и за его, Рене, частью.

И вот Рене с банкиром договорились так: пятьсот тысяч франков идет команде, под ее часть добычи, затем еще пятьсот тысяч под часть добычи, что причитается лично Рене, сто тысяч — на нужды бедным и четыреста тысяч франков, чтобы поровну разделить на восемнадцать человек.

Из них лишь Франсуа мог рассчитывать на двойную долю.

Рондо потребовал свой интерес в размере двадцати тысяч франков и тут же на этих условиях выказал готовность выплатить оговоренную сумму в миллион франков. Рене вручил долговую расписку еще на двадцать тысяч франков, помимо векселя на сумму в триста тысяч, тотчас же послал сто тысяч франков г-же Декан для ее бедняков и вдов, заодно предоставив банкиру возможность рассчитаться теми двумя тысячами, которые тот проиграл, и назначил своим людям встречу на следующий день.

На завтра в полдень восемнадцать человек собрались у него.

Сначала Рене объявил о намерении выплатить авансом денежную стоимость добычи, которая была захвачена у англичан, то есть пятьсот тысяч франков. Добавил, что из своей части добычи сто тысяч франков он оставляет губернатору для выплат старым неимущим морякам-ветеранам, вдовам и сиротам моряков. Ошеломил губернатора и вызвал бурю ликования и радости, искренность которых не подлежала сомнению, заявив, что другие свои четыреста тысяч он оставляет своим товарищам в награду за их преданность и самоотверженность, и из них двойная доля — Франсуа, который сопровождал его в Землю бетеля и во всех передрягах был рядом с ним.

Затем сообщил, что третьего дня им вместе предстоит выйти в плавание и взять курс на Францию, и предложил по такому случаю оставить своим женам как можно больше денег, что им проще простого, после того как каждый обогатился на шестьдесят тысяч франков, если считать весь добытый трофей.

Каждый из членов команды получил свои деньги, кто французскими золотыми монетами, кто в английских ассигнациях, и теперь ходили, не вынимая рук из карманов, словно боялись, что каким-нибудь образом золото или банкноты могут выскочить и убежать от них.

Началось все спокойно, а кончилось шумом. Получить по шестьдесят тысяч франков и возвратиться в свою страну под нейтральным флагом — это же сулило каждому надежду добраться домой без приключений, кроме тех, конечно, что припасает моряку море. Радость распирала их сердца; и они ликовали, поднимая неимоверный шум на весь белый свет.

Лавина, которая двигалась теперь от Театра в сторону моря, на многие годы запоминалась жителям Порт-Луи, да и разные замечательные события отметили тот день, когда команда «Нью-Йоркского скорохода» получала свои дивиденды.

Рене, как и обещал, явился в губернаторский дворец; здесь он простился, с искренней грустью, с замечательной семьей генерала, которая приняла его как родного сына и восхищалась его изяществом и утонченностью, которым так явно противоречило простое имя Рене, — было ясно, под ним скрывается какая-то тайна. Эту тайну он должен был хранить, пока жив.

Он принес юноше, на добрую память о себе, два своих двухзарядных пистолета, в точности которых никто не сомневался с тех пор, как он поразил четырьмя пулями подряд лезвие тонкого ножа с двадцати шагов.

Рекомендательные письма губернатора были готовы. Хвала Рене в них превзошла все его ожидания и надежды. Это был не более и не менее как приказ генерала Декана, насколько он, конечно, был "вправе отдавать приказы флоту, но он рассчитывал на свое влияние губернатора Индий, передать в командование молодому капитану «Нью-Йоркского скорохода» первое же большое судно, которое тому попадется на пути.